Рецензии критиков: Есть
Моя дорогая доченька, как я рад написать тебе это письмо.
Я знаю, что ты не можешь его получить. Но… Сейчас я пишу эти строки и мне становится легче. Словно я с помощью чернил выплескиваю наружу все свои чувства. Я выворачиваю наизнанку свою душу, чтобы показать её тебе. Эту любящую душу твоего несчастного отца.
Дорогая, я не знаю сколько времени еще смогу это переносить. Я не знаю, что будет дальше. И мне это все равно. Мне все это безразлично. Без тебя мне все пусто.
Жизнь для меня потеряла смысл с тех самых пор, как ты исчезла из неё. С тех самых пор, как ты ушла. Я не могу простить себе то, что посмел тебя отпустить. Я не могу простить себе свою слабость. Но моя отцовская любовь к тебе гораздо сильнее здравого смысла, и поэтому я отпустил тебя.
О, это был роковой шаг. Отчаянное проявление моей безумной любви к тебе, мой милый нежный котенок. Я любил тебя больше белых облаков, больше неба, больше солнца золотого. Я берег тебя от ветра, как последний огонек… Но не уберег. Я не хотел тебя отпускать, я не понимал, что ты уже взрослая. Что ты сама можешь о себе позаботиться. Я не хотел этого понимать, ведь для меня ты так и осталась крошечным черным котенком, пугливым, брошенным на произвол судьбы в огромном городе на узкой и грязной улочке. Именно там я тебе и нашел. Ты ведь знаешь. Ты помнишь тот чудесный момент, что соединил наши судьбы.
Как сейчас помню. Зима заковывала все в свои ледяные оковы. Она обнимала людей, и принимая их в свои белоснежные объятья, навеки сковывала тела несчастных мертвенным холодом. Она не щадила никого. Плохо было и зевакам, которые вечером в суровую метель все еще бродили по улицам. Мало кто оставался на улице в позднее время. Оставались только те бедолаги, которым некуда было идти. Уровень краж и убийств резко снизился, потому что даже воры и убийцы не могли бороться с яростной стихией. Эта зима была самой суровой за последние пятьдесят лет.
Была холодная ночь. Сухой морозный воздух, казалось, потрескивал. Очень быстро темнело. Небо раскинулось черным шелковым куполом. Где-то в вышине ярко мерцали звезды, - огромные облака раскалённого газа. Тучи укрыли часть небесного купола мягким одеялом. И с полными мешками осадков висели над городом, чуть ли не задевая верхушки небоскребов. Снег хлопьями падал на замерзший город. Взошла, круглая, как монетка, луна и обратила свой серебристый колдовской лик на промерзшую, укрытую белым пухом землю.
Все люди, которым было куда идти, ужасно торопились. Они хотели быстрее укрыться от щипающего за нос лютого мороза в теплых уютных домах.
Это была необычная ночь. В самой ледяной атмосфере, в этом океане на дне, которого мы все живем, чувствовалось волшебство. Все мое существо вместе с воздухом вдыхало что-то мистическое. Что-то таинственное. И я этим наслаждался. Это было что-то такое не похожее… Необычайное. Это была замечательная ночь для того, чтобы произошло чудо. Я ощущал это и, вдыхая сладкий кислород, наслаждался этой приятной, загадочной неизвестностью чуда.
В эту ночь я, завершив все дела, быстро шел домой. Не смотря на все очарование этой ночи и её таинственность, мне все же хотелось как можно скорее оказаться в своем роскошном особняке. Я уже предвкушал, как удобно расположившись в своем кресле, буду сидеть у камина, слушать убаюкивающий треск поленьев, смотреть в бушующее пламя, и греть раскрасневшиеся руки о чашку горячего-горячего чая. Я устал, мне хотелось отдохнуть.
Было уже за полночь. Улицы были пустынны и холодны. Гулко отдавались мои бодрые шаги по тротуару. Я ощущал себя последним человеком на Земле. Я был так одинок в этом городе, на этой безлюдной улице. В этом промерзшем до последнего электрона мире.
Я думал, что я один могу любоваться великолепным куполом, раскинувшимся над миром. Я думал, что я один слышу эту благодатную тишину ночного города. Но это было не так.
Тишину сладко нарушил нежный, дрожащий, детский голосок, который пел мелодичную, трогательную песню. Я думал, что помню её, но слова и мотив намертво истерлись и исчезли из моей головы, мне кажется, что что-то в моей нервной системе переклинило, провода закоротило и теперь я никак не могу вспомнить эту песню. Я не помню, что ты пела. Я не помню. И вряд ли смогу вспомнить, разве что ты пропоешь мне эту мелодию снова.
Я не помню слов, мотива, но может быть, там было что-то про возвращение домой из чужбины, или про любимую маму. Не знаю. Не помню. Точно помню лишь одно, что я заплакал, слушая эту песню. Впервые за тысячу лет я заплакал, хотя думал, что плакать-то больше и не могу, что разучился, что убил в себе последнюю человечность. Сняв с ресницы слезу, я с удивлением рассматривал её и продолжал плакать.
Наверно с уст моих сорвался стон, потому что ты оборвала пение и вышла из переулка в котором пряталась. «Дяденька, что с вами? Почему вы плачете?» - ты подошла ко мне невинным, испуганным котенком и так по-детски, искренно и прямо, задала мне этот вопрос. Ты жалела меня, ты не понимала еще, в каком ужасном положении ты оказалась. «Ничего, котенок. Ничего, малютка. Просто ты поешь такую грустную песню…» - я с болью посмотрел на твою старую изорванную одежду, и с замиранием сердца, опустил взгляд на твои маленькие ступни, которые были босые, не смотря на двадцатиградусный мороз.
«Ты совсем не одета. Ты ведь простудишься. Где твои мама и папа?»
«Я им не нужна».
«Но почему?»
«Так случилось».
«Почему ты на улице в такой мороз?»
«Так получилось». – ответила ты уже с небольшим раздражением в голосе, поскольку не хотела объяснять свое положение чужому человеку.
Я молчал.
«Вам понравилось, как я пела?» - спросила ты.
«Да. Ответил я», - вытирая слезы, которые все еще катились по моим щекам.
«Спеть вам еще?» - доверительно спросила ты, протянув ко мне руки, видя во мне единственного спасителя от белой, холодной смерти.
«Пой, котенок. Пой, девочка» - беря тебя на руки, говорил я. Ты обвила мою шею руками, я укутал твои ножки в свой шарф. Глядя куда-то вдаль, ты начала песню, а я опустился на колени, и, держа тебя в объятьях, содрогался от тихих рыданий.
Ты уже давно закончила петь и мирно спала у меня на руках, а я все еще плакал и не мог остановить поток слез. Но, проснувшись, ты вывела меня из оцепенения простым требованием: «Я хочу есть», - сказала ты. Я ответил утвердительно, и, с тобой на руках, помчался к своему особняку: до него оставалось еще два квартала…
Ты очень хорошо отужинала и крепко уснула, свернувшись калачиком в моем кресле у камина. С этого дня ты навек вошла в мою жизнь и стала мне дочерью.
Мы были добрыми друзьями и с каждым днем наша дружба росла. Я помню много наших происшествий хороших и не очень. И я всегда помнил, не смотря ни на что, как ты мне дорога. Как я тебя ценю. Я ни на что тебя не променяю. С тобой у меня есть все. И больше мне ничего не нужно.
Я знал тебя девчонкой. Худенькой, маленькой с тоненькими ножками и двумя черными косичками. Ты была моим пушистым котенком. И с тех пор ты сильно изменилась. Ты выросла. И стала красивой дикой черной кошкой. Ты стала хищницей. Но я знал, я видел, когда ты плакала по ночам, вспоминая и жалея о чем-то. Ты роковая кошка.
Не хочу вспоминать те страшные события, которые предшествовали твоему уходу. Скажу лишь, что очень хочу тебя вернуть, но, увы, даже я не в силах это сделать.
Ты прости меня…
Не знаю, что еще сказать, поэтому завершаю это письмо.
Твой любящий отец.
Твой папа.
Сейчас на улице опять зима. Холодно и больно.
Запечатав письмо. Он берет его в руки и смотрит в окно, за которым белыми снежинками падает мокрый снег. Он поднимается из своего шикарного кресла зелёной кожи, и уходит из своего просторного кабинета. Выходит из особняка. И идет по направлению к западной окраине города.
Идет редкий снег.
Он стоит, опираясь на большой старый дуб, письмо в его руках. У его ног надгробие, надпись на котором залепил снег. Он плачет, не утирает слезы, не стирает снег с надгробного камня – он хорошо знает, что там написано. Рядом стоит она. Взрослая черная кошка.
- Я до сих пор не могу тебе этого простить. Но, а ты-то меня простила? – обращается он к ней.
- Я давно тебя простила, папа. Мне не зачем на тебя сердиться. – отвечает она едва разомкнув уста.
- Да, а вот я все равно прошу прощения. Я не могу жить с этим вечно. Ты ведь понимаешь…
- Да. Понимаю. – странным голосом ответила она.
- Я должен отпустить тебя.
- Да. Время уже пришло. Дай мне свободу.
- Но как я смогу?.. Жить… без… тебя?.. – выдыхает он.
- Ты должен научиться. Я не могу тебя покинуть, зная, что ты не сможешь так дальше жить. Пообещай мне, что ты научишься прощать. Пообещай.
- Хорошо. Я даю слово.
- Отпусти меня.
Он достает из кармана зажигалку и, крутанув колёсико, подносит пламя к углу конверта. Огонь разъедает бумагу, она становиться пеплом и падает на снег, делая его черным. Она становиться прозрачной и бестелесной, начинает исчезать, растворяться.
- Прости меня. И прощай. – шепчет он содрогаясь от рыданий, видя её лицо в последний раз.
Она исчезла навсегда.
Конец
©Darkhunter