Главные новости Ninjaturtles.ru

• [18.03.18] NEW На сайте доступен перевод на русский язык TMNT Bebop and Rocksteady Destroy Everything №2
• [16.03.18] NEW На сайте доступен перевод на русский язык Tales of the TMNT Volume 2 №20
• [13.03.18] NEW На сайте доступен перевод на русский язык Archie Comics TMNT Adventures №7
• [11.03.18] На сайте доступен перевод на русский язык IDW TMNT/Ghostbusters Crossovers №3

Королева Змей

Произведения, заброшенные авторами. Если автор хочет закончить фан-фик, он должен написать сообщение модератору с просьбой перенести тему в подходящий форум.

Модераторы: Kaleo, Миято

Правила форума
Если автор хочет закончить фан-фик, он должен написать сообщение модератору с просьбой перенести тему в подходящий форум.
Аватара пользователя
Darkhunter
ученик ниндзя
Сообщения: 42
Зарегистрирован: Ср 05 янв 2011 15:45
Поблагодарили: 11 раз

Королева Змей

Сообщение Darkhunter »

Пролог


* * *

Этот Зал, в котором происходит начало нашего повествования, чем-то напоминал лекционные классы начала девятнадцатого века, когда ученые мужи обсуждали вопрос: сможет ли человек когда-нибудь подняться в воздух. Это помещение было обработано с особым вкусом. Все здесь было каким-то отголоском былого величия, когда в этом зале решались судьбы Вселенных. Черный дубовый пол, высокий, куполообразный потолок с изображениями античных героев и богов. На полу, в самой середине комнаты находился каменный круг с непонятными письменами, и странными иероглифами. Все отливает золотом, что вовсе не режет глаза, наоборот, создает ощущение умиротворения, спокойствия и благоденствия.
В зале стояло три трона. Два из них стояли друг напротив друга, а третий нашел себе место на возвышении. Он был сделан из неизвестного нашей современной науке сплава; так и светился серебристым сиянием. Два других кресла и вовсе были неровней этому трону. Они были сделаны из красиво резного черного дерева. На изголовье каждого был вырезан особый, светящийся символ. Один иероглиф был сделан в форме часов и сиял синеватым свечением, на другом кресле символ напоминал нечто похожее на спираль ДНК, он светился красноватым светом и скорее всего, обозначал материю.
Как уже было сказано выше в Зале F. стояло три сиденья, в двух из которых находились неизвестные, но судя по их внешнему виду довольно важные и чудаковатые персоны. У одного из них, высокого господина, на лице была золоченая маска и пышная седая шевелюра, тогда как другой господин, приземистый, был, мягко говоря, лысым и носил на своей голове странной формы шляпу или колпак, - трудно определить, чем именно является это нечто. Прямо между этими двумя людьми висел в пространстве без всякой поддержки прозрачный шар, по которому, словно по воде шла рябь. Внимательно и напряженно вглядываясь в этот шар-кристалл, два мудрых старца совершенно не замечали пустующего трона. Казалось, они были полностью поглощены созерцанием ряби на поверхности кристалла.
- Я просто не могу понять: как Ему удалось сбежать из этого наглухо запечатанного пространственного кармана? – нарушил тишину тот, что был повыше.
- Я думаю, - сдержав небольшую паузу, очевидно раздумывая над ответом и тщательно взвешивая каждое слово, проговорил мощным басом низенький человечек, - что это сейчас не важно. Важно то, как Его остановить. Он за пределами нашей досягаемости.
- Надо было уничтожить Его, когда была возможность, а не дожидаться, пока дойдет до такого, - возмутился высокий.
- Плохо еще то, что мы поздно узнали о Его побеге из межпространственного кармана. Злодей уже успел хорошо устроиться в мире смертных.
- Ага, а еще Он как-то нашел и вытащил в их мир свою сообщницу. – подтвердил седобородый старец.
- А казалось, что её вышвырнуло в небытие. – мечтательно протянул вечно хмурый бас.
- Ну, что будем делать? Ведь нужно что-то предпринять.
- Нет, довольно нашего вмешательства. Он ослаб после того, как трансформировался в том мире, похоже, этим содрал с себя овечью шкуру, показав свою настоящую сущность… Смертные должны Его победить.
- А что будет, если они не справятся с Ним?
- Полагаю, что об этом лучше не думать и даже не вспоминать. Хотя, по всей вероятности если смертные воины проиграют, то после их поражения и Его победы нам предстоит большая уборка на Земле и, если все будет совсем худо, то еще в нескольких временах и вселенных. – обреченно покачал головой низкий старец.

Глава 1 Похищение

Закат… Как прекрасен он в замечательный теплый весенний день. Конец этого дня, и начало невероятно красивой ночи. Это так чудесно созерцать слияние золотистых, пурпурных и розовых тонов в очаровательном танце света и воздуха. А какая приходит радость, когда мы видим, как последние лучи солнца падают на землю, а потом исчезают в нежном покрывале сумерек, которые вскоре приходят в этот мир. В такие минуты бывает очень важным и приятным присутствие дорогого тебе человека, который разделяет с тобой этот замечательный закат, которого больше не будет. Не будет больше никогда такого заката, он не повторим своей красотой и природой, а будут другие, возможно более красивые, но не обязательно такие же волнующие. Когда последние лучи солнца уходят, создается впечатление того, что в мире больше ничего не важно, не важно, что будет завтра. Все перестает существовать и остается только сейчас.
Этот закат был не похож на другие. Фиолетовые, оранжевые, красные тучи, что сгустились, закрывая собой солнце, светились, бесспорно, красивым, но предвещающим недоброе, светом. Это давало какой-то непонятный эффект, ощущения беды, ужасного несчастья, что могло вскоре произойти. В сердце, словно застоявшаяся болотная вода, прокрадывалось чувство того, что завтра или очень скоро прольется чья-то кровь, а потом будет сильный дождь, который смоет эту кровь, будет скорбеть об еще одной потерянной жизни. К горлу от этого страшного и неприятного ощущения сразу же подступала тошнота, ноздри, казалось, уже чувствуют запах крови и смерти…
Бетонные джунгли были залиты красноватым солнечным светом; солнечные лучи, отражаясь в зеркальных поверхностях офисных зданий, словно переходили на высшую стадию прекрасного, создавая волшебную панораму мегаполиса во время заката. Никто из жителей Нью-Йорка не ощущал страха перед этим западом, никто не чувствовал тревоги, никто по существу не обратил внимания на этот знак, который предвещал зловещие события. Не обращала внимания на это обычное явление и группа, дерущаяся на крыше одного из жилых зданий.
Но ничего особенного в этом не было. В Нью-Йорке подобные разборки были обыкновенным явлением; всё же жители спальных кварталов были не особо довольны тем, что у них над головами кто-то пляшет. Подавать заявления правоохранительным органам не имело никакого смысла, ведь «танцующие танго» на крыше всегда бесследно исчезают; нет никакой возможности их поймать, ведь на крыше никого не было, или создается впечатление, что там никого не было. Наступает подозрительная тишина и спокойствие, и только капельки крови рассказывают правду о том, что же на самом деле происходило здесь.
Это здание было довольно старым, облезшая штукатурка, которая кусками отваливалась от стен, грозила вашей шляпе огромной опасностью и я бы не советовала вам проходить под окнами этого строения. Ведь местные жители очень дурно воспитаны, и, словно какие-то дикари из Лондона шестнадцатого века, выливают помои из окон прямо на улицу, поэтому может пострадать не только ваша шляпа, но и весь ваш гардероб. По стенам уродливыми черными полосами шла смола, которой люди как-то пытались заклеить не менее уродливые ужасающего вида трещины. Бетонные плиты на крыше потрескались от времени и бремени, которое несли, ведь они уже более полувека защищали дом от дождей и прочих шалостей плохой погоды. Черепица на чердаке, в который обитатели складывали всякий хлам - который пылился там веками, - мало-помалу, каждый божий день, сползала все ниже и ниже. Некоторые окна были разбиты и заклеены какими-то газетами и странными клейкими лентами сомнительного качества и предназначения… И, трудно в это поверить, но все это находилось в самом известном городе мира. Все это находилось в Нью-Йорке!
Глядя на этот дом, создавалось ужасно жалкое впечатление, и человеку, который не родился здесь и не жил, было бы трудно, а может быть и невозможно, понять: как можно жить в таких условиях? Уверена, если бы власти Нью-Йорка обратили свой (через чур занятый поднятием налогов и высчитыванием своего годового взяточного оборота), взгляд на этот район города, то непременно приказали бы снести весь квартал, для всеобщего блага… Но все же давайте вернемся к тому, что происходило на крыше уже известного нам здания, адрес которого невозможно узнать, поскольку табличку с номером дома и названием улицы давно украли какие-то... …паршивцы.
- Немедленно отдайте артефакт! – воскликнул агент Бишоп.
Итак, честь имею представить вам нашего героя – агент Джон Бишоп, он предлагает вам любовь и восхищение. Но конечно любить и восхищаться придется вам. К тому же я могу задать вопрос: как можно не восхищаться и не любить такого «замечательного», «доброго», «терпеливого», «вежливого» человека как Джон? Он имеет право вас бить, калечить, мучить, препарировать без обезболивающего, а так же агент имеет право на много, много большее… А что? Он на этой земле двести с лишним лет прожил, - изрядное времечко для того чтобы изрядно пошатнулась психика и нормальное мировоззрение, - так что Джону можно творить все, что угодно поскольку у него есть веская причина. Какая? – никто этого не знает, даже сам Бишоп, поскольку норма у него давно сдвинулась за грань.
Кстати я упомянула наш Джонни просто милашка и очаровашка? Ну, так вот. Он достаточно высок, сложение тяжелоатлета, волосы черные и жесткие, черты лица резковаты, но не лишены гармоничности. Глаза сверкают, как обсидиановые звезды, и выдают довольно незаурядный ум.
Характер скрытный. Не женат.
А еще наш Бишоп возглавляет серьезную сверхсекретную организацию Сил Защиты Земли, она специализируется на… Но вы, наверное и сами знаете на чем специализируется эта организация.
Вернемся к рассказу.
- Немедленно отдайте артефакт! – воскликнул Бишоп, отбивая очередную атаку Леонардо.
Стоп-кадр.
Это Леонардо, сын крысы мастера Сплинтера, черепашка мутант ниндзя, лидер черепашьей команды, и короче любимый сын в семье... Бла-бла-бла… Носит синюю бандану на… Ну, в общем вы поняли… Его оружие катаны.
Вообще что-то определенное сказать про этот персонаж трудно, ведь он – не рыба не мясо, (это автор пишет про черепаху – гениальное сравнение!). Я не заметила чтобы он был слишком уж выдающейся личностью, но может быть в этом и весь секрет, это и есть весь Леонардо-сан.
Характер неопределенный. Не женат.
Рядом с начальником «E.P.F» сражалась, отражая нападения Рафаэля, Микеланджело и Донателло, агент Два ноля точка ноль.
Донателло – черепашка мутант ниндзя, ученый, изобретатель, самый уравновешенный в команде, носит фиолетовую бандану. Очень добрый, достаточно терпелив, трудолюбив, вынослив, как и все братья. Его оружие – шест бо.
Характер мягкий. Не женат.
Микеланджело – самый младший, самый яркий, самый веселый из братьев. Его цвет розовый… эээ… прошу прощения, оранжевый. Мастер розыгрышей и шуток. Оружие – обезоруживающая широкая улыбка невинного чертёнка и нунчаки.
Характер… короче легкомысленный этот Майки. Не женат.
Рафаэль – самый яростный и агрессивный в команде. Бунтарь, сорвиголова, антихрист… тьфу ты – анархист. Чаще всего угрюм. Цвет – красный. У Рафа есть два настроения: злое и очень злое. Оружие – саи.
Характер скверный. Не женат.
Ника Блэк, агент Два ноля точка ноль – слегка тронувшаяся умом, после экспериментов своего патрона, подчиненная Бишопа. Зеленоглазая сумасшедшая, никто не знает, что творится у нее в мозгу, даже он сам. Очень переменчивая личность, чаще всего находиться в прострации и не понимает, что твориться вокруг неё.
Характер… да ну его… Не женат.
- А ты попробуй отнять. – ответил Лео, увернувшись от удара агента, и крепче прижав к себе маленькую стеклянную сферу, в которой кружилась небольшим вихрем серебристая дымка. Под ногами у дерущихся танцевали бетонные плиты, а над головами жителей последнего этажа ходуном ходил потолок: на их макушки сухим дождем осыпалась штукатурка.
- Отдай мне сферу, – снова приказал начальник «E.P.F», пытаясь выхватить ее из рук мутанта.
- Мы не отдадим тебе шар до тех пор, пока ты не скажешь нам, зачем он тебе нужен. – Донателло нанес своей противнице очередной удар, который не достиг своей цели, а девушка, увернувшись, послала, отвлекшегося на свою реплику, гения в нокдаун.
Неожиданно в этой заварушке появился еще один участник.
Караи, подскочив к Леонардо, воскликнула:
- Давай, подержу, – указала она на сферу.
Караи – приемная дочь Шреддера, Ороку Саки, утрома, главы клана Фут. Ниндзя, самая привлекательная девушка в сериале (ну, по сути, она там единственная). Была как другом, так и врагом черепашек, другом Бишопу она так пока и не стала, правда агент уже столько булавок извел на её куклу-вуду, но пока ничего не произошло. Будем надеяться на лучшее. Оружие - катана.
Характер переменчивый. Не женат.
- Держи! – получив шар из рук лидера черепашьей команды, дочь, возможно, что покойного Шреддера, рванула изо всей прыти, на которую была способна, и довольно быстро скрылась в неизвестном направлении.
- Ника, за ней, – крикнул Джон, отталкивая от себя ошеломленного Леонардо, который ровным счетом ничего не понимал.
- Что? – непонимающе спросила шпионка, так как сосредоточенно парировала яростные и сильные атаки Рафаэля, предварительно отправив Микеланджело гулять в Нирвану.
- Следуйте за Караи! У нее сфера, – повторил глава Сил Защиты Земли, путь которому снова перегородил владелец катан.
- Принято, – сказала мисс Блэк, ударив саеносца в грудной панцирь, так, что сорвиголова отлетел метра на два и врезался в стену чердака, с которого на его голову попадала черепица.
Девушка двинулась вдогонку за дочерью Шреддера, но дорогу ей перегородил Донателло, пришедший в себя.
Резкий выпад. Девушка парировала удар. Еще один. Снова неудачно. Шестоносец нанес очередную атаку, агент Два ноля точка ноль отбила удар своим боевым ножом, и перешла в наступление. Она снизу полоснула умника кинжалом, но совершенно не ожидала, что эта атака достигнет цели, поскольку потом одно длительное мгновение изумленно смотрела на окровавленное лезвие, с которого тонкой струйкой стекала алая кровь. Нож распорол шестоносцу грудь и живот. Порез шел ровной диагональной полосой от правого плеча, и спускался до левого бедра.
- Дони, - вскричал Лео, увидев, как его брат истекающий кровью медленно опускается на нагретый весенним солнцем бетон.
В это время Бишоп, воспользовавшись моментом, наконец-то смог ускользнуть из-под бдительного надзора черепашки в синей повязке, и бросится вдогонку за похитительницей сферы.
- Ника, - крикнул он шпионке, которая, словно завороженная, смотрела на стекающую с лезвия ножа кровь. – Вы так и собираетесь тут стоять? Я отдал приказ завладеть артефактом четверть часа назад, – вывел агент девушку из транса, пробегая мимо нее.
- Да, сер. Я следом за вами. – они скрылись в отчаянной попытке догнать Караи.
- Лео, - сказал Раф, уже откопавшийся из кучи черепицы и прочего мусора, который на него свалился, помогая Дони встать, - мы должны догнать их. Нельзя их отпускать. – Саеносец готов был мчаться вслед за скрывшимися людьми.
- Нет, – сказал Лео, протягивая руку Майки, и помогая брату встать. – Мы проиграли эту битву. И должны вернуться домой. Дону нужна помощь.
- Я в норме, – хрипло сказал мозг команды, еле ворочая языком. Он наверняка упал бы, если б его не поддерживала сильная рука брата.
- А обо мне никто не хочет позаботиться, – обиженно фыркнул весельчак, потирая ушибленную голову.
- Ээээ, нет, дружочек, – заботливо, но строго сказал Раф, закидывая руку черепашки в фиолетовой повязке себе за шею и не обращая на надоедливого хранителя нунчак внимания. – Тебя срочно нужно зашить и перебинтовать. Я тебя понесу.
- Но, я не настолько ранен. Я ведь не умираю. Рана-то неглубокая. – Протестовал умник, который не хотел, чтобы его братья упустили злодеев из-за его ничтожного, как он сам думал, ранения.
- Дон, Раф – прав, хоть как бы это не было удивительно, – сказал шутник, - И я, впервые за всю свою жизнь, и все время, что знаю Рафаэля, с ним согласен, – закончил Майк. Вид у него при этом был самый серьезный.
- Итак, решено. Мы отправляемся в логово, – подытожил лидер команды.

* * *

В это время Бишоп и Ника в отчаянном беге пытались настичь Караи.
- Думаю, нам стоит разделиться, – переводя дыхание, сказал агент, после того, как они преодолели пятый километр.
- Аналогично, сер, – только и выдохнула шпионка в ответ.
- Та-ак, - протянул начальник «E.P.F», что-то прикидывая в уме, девушка в это время примерялась к горизонту, и солнцу, которое клонилось к западу. - Вы пойдете на север, а я возьму на себя юг.
- Есть, – ответила разведчица, и взяла северное направление, а ее патрон направился в южную сторону.
Джон с сумасшедшей скоростью мчался по крышам нью-йоркских небоскрёбов. Крыша, с которой началась эта погоня, уже давно была позади, а впереди была неизвестность. Ведь агент не знал точно, куда направилась Караи. А Нью-Йорк – это большой муравейник, и, как это не смешно звучит, в этом стоге сена будет нелегко найти нужную иголку.
Да, сейчас ниндзя была нужна Бишопу как никогда, ведь она украла украденную по его приказу сферу, которую он и Ника собирались вернуть обратно…
…Глава Сил Защиты Земли никому не рассказывал свои идеи, никому не доверял свои мысли, никому не раскрывал свои карты. И если ему что-то было нужно, то он отдавал приказ, и любая его команда выполнялась быстро, четко, бесшумно и без лишних вопросов, которые мужчина ужасно не любил.
Агент до ужаса ненавидел вопросы, адресованные ему; просто терпеть не мог, когда кто-то спрашивал о его обязанностях, о его работе… Это ужасно бесило мужчину; задавать ему вопросы не спешил никто из организации «E.P.F», так как знали, что нужно быть очень смелым человеком, чтобы задавать Бишопу вопросы, даже самые безобидные.
Вообще общение с этим человеком давалось очень трудно, ибо нельзя было точно догадаться, что у него на уме в данный момент. Эти его черные глаза сканировали вас, словно их обладатель собирался уложить вас на операционный стол и заглянуть вам внутрь, в прямом смысле. Этот пылающий взор, брошенный из-под изогнутых нахмуренных бровей, в моменты неистового гнева мужчины, словно прожигал вас насквозь, и вы отчаянно пытались сделаться как можно меньше, сжаться в комочек, желали провалиться под землю. А после того, как разговор с Джоном был окончен, выходили из его кабинета и, ощупывая себя, искали дыру, которую прожгли в вас эти глаза цвета антрацита…
Как уже было сказано, Бишоп с сумасшедшей скоростью мчался по крышам нью-йоркских небоскрёбов. Он двигался вперед. Глава Сил Защиты Земли пытался найти ту, которая украла необходимую ему вещь. К тому же он рассчитывал поговорить с девушкой, и расставить все точки над «і». Агент надеялся, что сможет найти к Караи подход, и она добровольно отдаст ему сферу, но если ниндзя будет непреклонна, тогда он собирался применить свою особую методику убеждения.
Вдруг начальник «E.P.F» заметил какое-то движение на крыше одного из отдаленных зданий. «Хм…Там происходит драка. Уж не Караи ли это?» - пронеслось в мозгу Джона. И он во всю прыть пустился бежать к тому месту. «Только бы не опоздать» - мелькнула мысль у мужчины в голове, поскольку в груди у него появилось смутное ощущение тревоги и страха. Впервые в своей жизни агент Бишоп боялся. Боялся не успеть.
Вот он видит, как до боли знакомый ему силуэт окружают неизвестные, как девушка пытается отбиться от набрасывающихся на нее врагов. Вот они обманом ее обезоруживают, хватают, связывают и тащат с собой. И он, Джон, ничего не может сделать, чтобы помочь Караи, поскольку не сможет достичь этого места вовремя.
Они уже скрылись из виду.
Наконец добежав до нужной крыши, агент стал взглядом искать девушку и ее захватчиков. Но не увидел ничего, что могло бы привести к тому, что ему было нужно. Караи и нападавшие на нее бойцы бесследно исчезли. Ничто не могло указать Бишопу на местонахождение ниндзя.
«Да. Произошло именно то, чего я так боялся» - такая невеселая дума омрачила ум мужчины, и он хмуро посмотрел на заходящее солнце. Он готов был проклинать этот закат, этот день. Ему хотелось кричать от досады.
Столько времени потрачено зря. Многие годы, десятилетия истрачены и все насмарку. Все в пустую. Мужчина так долго старался стойко переносить все удары судьбы, столько раз он убеждал себя, что очередная неудача – это еще не конец света, что это просто небольшой шаг назад, что вскоре этот промах выльется в удачное дело, что все у него получится. Но, увы, увы! Сколько времени прошло и все те же неудачи, все те же отговорки и убеждения. Неожиданно Бишопу стало от этого так противно и досадно, что зачесались кулаки, и захотелось разбить их в кровь о стену или о бетонную крышу под ногами.
Агенту надоело сдерживать себя и свои чувства, сдерживать желание кричать, ругаться, досадовать и жаловаться на судьбу, как обычный человек. Он захотел стать простым человеком, с которым люди смогут спокойно говорить, ругаться, перечить ему и не бояться, что через секунду он отправит их на опыты или сделает с ними еще чего, похуже. Всю жизнь он винил в своих ошибках только себя одного, и теперь ему захотелось обвинить кого-то еще… Да! Нужно найти кого-то на ком можно будет отыграться…
- Ох, – простонала Ника, прыгнув с соседней крыши, и приземляясь невдалеке от своего патрона, она очень тяжело дышала, было видно, что девушка вот-вот свалится от усталости. – Эхе…Иииии…эхе… Ух, уморилась, – продолжала она, опершись о колени и глубоко вдыхая воздух. – Сер, я ничего не нашла, – выпрямившись и став по стойке «вольно», отрапортовала она.
«А вот и тот, на ком вполне можно отыграться, – пронеслось в мыслях Джона. – Вы не желали отвечать на мои вопросы, мисс Блэк. Вы были против «изъятия» сферы из частной коллекции этого толстосума. Как Вы защищали бюрократов, говоря, что воровство карается законом… Но ведь это было не воровство, это было просто «изъятие» экспоната с целью изучить его… Думаю, что Вам просто не хотелось исполнять этот мой приказ, как и многие другие. Но я вынудил Вас украсть эту вещь для меня. Я предполагал, что, возможно, она может помочь мне в работе. Вы все же заставили меня выговорить это «возможно» и оно Вам очень не понравилось. Вы не хотели воровать, ведь этот Ваш вояж мог быть бесполезным и бессмысленным…
Да, я знал, что сфера может не иметь никакой силы, но все же послал Вас в этот особняк, чтобы Вы украли ее для меня. На самом деле я просто хотел, чтобы Вы продемонстрировали и подтвердили свою преданность мне. И Вы бесподобно все провернули, но сфера, как и предполагалось, ничего мне не дала, а потому она больше не имеет для меня смысла. И теперь, когда мы хотели вернуть ее обратно, за нами увязались эти рептилии. Сферу нужно вернуть законному владельцу, пока не обнаружился обман. Но сейчас сфера волнует меня меньше… Гораздо меньше чем следует. Сейчас меня беспокоят эти чужаки на моей земле и то, что они украли Караи. Вряд ли она добровольно пошла с ними…»
- Они забрали Караи, – нахмурив лоб, мрачно сказал агент, никак не отреагировав на слова подчиненной.
- Что…
- Они забрали Караи, – повторил начальник «E.P.F».
- Кто?
- Если бы я знал! Но они ее забрали.
- Возможно, но мне казалось, что мы преследовали совсем иную цель. Мы гнались за сферой, которую похитила девушка, а не за девушкой, которая похитила сферу. Посмотрите, - продолжала шпионка, - шар все еще здесь. – Она подошла к светящемуся предмету, который чудом уцелел, и подняла его, внимательно осматривая.
- К черту сферу! Вы понимаете, что теперь ее не найдешь, – взбешенно сказал Бишоп, его голос почти срывался на крик. Неожиданно даже для самого себя он обнаружил в себе желание наброситься на свою подчиненную, он хотел, чтобы она замолчала, чтобы не вспоминала о сфере.
Какое это теперь имеет значение? Теперь это не важно, главное найти Караи, узнать, что с ней. А эта девушка сейчас говорила о уже не существующих для него вещах; это его раздражало, но сознание говорило ему, что не стоит этого показывать. Ведь Ника не может моментально улавливать колебания его настроения, его мысли, она не может знать то, о чем он думает и то, что для него важно в данный момент.
Найдя в своем организме резерв спокойствия, Джон подавил в себе желание сделать из своей подчиненной отбивную.
- Ну, я бы так не сказала, – возразила ему девушка, и мужчине показалось, что она издевается над ним, ведь он только что хотел серьезно с ней разобраться.
- Что вы имеете в виду? – осведомился агент, улыбнувшись через силу, а его подчиненной эта улыбка показалась неуместной.
- А вот, что, – Два ноля точка ноль указала на деревянный куб, который лежал рядом со стеклянным шаром.
- Ну и что, – скучающим тоном.
- Как «ну и что»?! – изумилась она, - это может быть ключом или подсказкой к тому, где находится Караи. Разве вы не хотите ее найти?
- Конечно же, хочу, – искренне сказал её патрон, но шпионка ему не поверила, и ответила, не желая выдавать этого:
- Ну, тогда не будем терять времени и узнаем, что скрывает эта маленькая коробочка.

Глава 2 Тупик, лифт и куб

Это было ничем неприметное офисное здание, одно из многих в огромном мегаполисе. Последние лучи заходящего солнца отражались в зеркальной поверхности строения, что было очень красиво. Крышу этому зданию заменял стеклянный купол, под защитой которого был разбит маленький декоративный сад.
Стрессы в огромном мегаполисе – обычное дело, поэтому, чтобы избавиться от плохого настроения работники этого здания приходили в маленький оазис, который был единственным островком зелени на многие километры бетонных джунглей Нью-Йорка. Таким образом, работники сближались с природой не выезжая загород – очень удобно.
Внешне небоскрёб ничем не отличался от своих соседей, но мало кто знал, что таится в его подвалах. А если кто-то и знал, то молчал об этом в тряпочку, поскольку разоблачение тайны грозило очень быстрой и страшной смертью.
Человек, арендовавший эти офисы, якобы для своей страховой фирмы, платил людям, что работали здесь, по двадцать восемь долларов в час за то, что они по сути ничего не делали и ничего не знали. Эти «работники» попросту создавали видимость работы, но никак не работали. Это было нечто вроде прикрытия. Реальную же работу выполняли те, кто сидел там, внизу, в подземельях здания.
В этом строении был один из выходов в огромный природный лабиринт вымытый подземными водами. Он своей густой сетью оплетал большую часть города на глубине более пятисот метров; он никак не был связан с канализацией. О существовании Тупика знали немногие. Зайти в этот лабиринт означало навсегда похоронить себя и родиться заново, правда, уже другим человеком, с другим именем, другой жизнью, другой судьбой. Ходить по лабиринтам было небезопасно и днем и ночью, с картой или без нее, с фонарем или без него… Чертежей этого огромного бесконечного коридора нет ни у кого на свете, и неизвестно даже, существовали ли эти чертежи вообще. Где таинственный архитектор, построивший ужасный лабиринт? Где живая стихия, что тысячелетиями создавала это бесподобное творение, не имеющее себе аналогов во всем мире?
Здесь очень легко заблудиться и напороться на какого-нибудь древнего минотавра, который вряд ли будет рад дурно пахнущим гостям с поверхности. В общем, дело с этими природными ходами обстояло очень сложно еще с незапамятных времен. Однако, с тех пор прошло много времени и теперь по некоторым туннелям ходят люди, но только очень посвященные и отдавшие жизнь служению своей стране и своей планете.
Для более удобной эксплуатации этих подземных коридоров некоторые из туннелей были разрушены и завалены. Лишь несколько десятков «рукавов» естественного лабиринта остались прежними и теперь использовались агентами организации «E.P.F». Подземная крепость – вторая база после Зоны 51 и основной оплот Сил Защиты Земли на восточном побережье; и больше мне нечего сказать о значимости Тупика.
Именно сюда направились агент Бишоп и его подчиненная, предварительно все же вернув сферу в коллекцию, из которой она была «изъята». Всю дорогу до дверей офисного здания мужчина удрученно молчал, он думал о том, что же случилось с Караи, и как этот деревянный ящичек, который его подчиненная умудрилась засунуть в карман, сможет помочь им в поисках дочери Шреддера. Девушка же, разгадав мысли своего патрона, уже составляла хитрый план в голове, похоже, что она знала, или, по крайней мере, догадывалась, о многом в этом похищении, хотя шпионка даже не видела того, что произошло на глазах у мужчины.
Перед людьми открылись стеклянные двери; пара спокойно и непринужденно нырнула под своды здания, словно делая это в тысячный раз только за день. Они очутились в огромном холле, пол которого был выслан белым мрамором с прожилками зеленого камня. Свет заходящего солнца падал сквозь большие окна занавешенные портьерами из темно-зеленого бархата, и косые столбы света с кружащими в вальсе пылинками в них, создавали обманчивое впечатление смены цветов на полу, за счет чего некоторые участки мрамора казались желтыми, нежно-розовыми или даже пурпурными. Рядом с окнами стояли гигантские растения разнообразных видов и с причудливыми формами листков. Стены окрашены белой краской, украшены лепными молдингами и плинтусами. В глубине комнаты было видно нечто напоминающее ресепшн в гостинице. В нескольких нишах, что находились по бокам от ресепшена, были полупрозрачные просторные кабины лифтов, сделанные из сверхпрочного стекла и стали высшего качества: архитектор здания потратил много времени и труда на простую красоту и безопасность здания. Каждая кабина лифта могла увезти по крайней мере десять человек.
Сам по себе этот холл напоминал приемную в банке или гостинице, но пусть дорогой и многоуважаемый читатель не обманывается внешним видом этой комнаты, в которой было совершенно тихо и пусто. Холл был, грубо говоря, необитаем если не учитывать портье стоявшую за ресепшеном и безучастно глядевшую на вошедших.
- Привет, Берта. – поздоровалась Ника, которая возможно хотела немного задержатся, и поболтать с этой бесстрастной, сухой, до чудовищности спокойной женщиной; и прелесть подобного разговора заключалась в том, что, чтобы вы не говорили, в ответ вы не услышите ничего кроме неодобрительного хмыканья - это очень забавляло нашу героиню. Но поболтать шпионке не удалось, поскольку, схватив ее за руку, шеф с мрачным выражением лица потянул свою подчиненную к лифтам. Девушка не стала упираться, а просто последовала за своим патроном.
А Берта только как-то зло, с ненавистью посмотрела им в след, но осталась ко всей этой немой сцене абсолютно безразличной, так как в ее обязанности не входило следить за действиями главы Сил Защиты Земли, а только за порядком в холле и посторонними людьми, которые пытались бы проникнуть в здание.
Эта женщина умышленно никогда не отвечала на приветствия, поэтому вскоре люди перестали с ней здороваться, чего эта леди и добивалась…
В полном молчании Бишоп и его подчиненная вошли в лифт. Агент в сердцах вдавил кнопку последнего этажа в панель, и сделал он это так, словно от силы и быстроты нажатия кнопки зависела вся его жизнь. Лифт тронулся вверх, а напряженная тишина, как черный смог висевшая над людьми резала слух; шпионка через прозрачное стекло у себя под ногами смотрела на движение хорошо смазанных стальных механизмов и что-то напряженно обдумывала, а её начальник вперил взгляд в блестящие перила.
- Вы боитесь высоты? – спросил Джон, несколько мгновений понаблюдав, как внимательно его агент рассматривает механизмы, приводящие лифт в движение.
- Не-ет, - немного помолчав, протянула Два ноля точка ноль, - совсем не этого я боюсь.
- А чего же?
- Случайности, - лаконично ответила она, ставя в разговоре маленькую, но твердую точку.
И снова повисла тишина. Она не нарушилась даже когда люди очутились на нужном им этаже. Опять-таки в полном молчании наши герои прошли вперед по просторному коридору и остановились у вырезанной в стене картины от потолка до самого пола. Она изображала дикорастущие переплетающиеся и извивающиеся цветы. Эту объемную картину можно было бы назвать живой, если бы во всей её композиции присутствовала хотя бы капля цвета. Ибо никаких оттенков на этой резной поверхности не было, только белый цвет слегка пористого камня.
Бишоп нажал на две сердцевины цветков, которые были симметричны друг другу и, надавив на картину, попытался сдвинуть её. Но у него ничего не вышло.
- Черт, - пробормотал мужчина, - все время забываю. Подержите, - обратился он к рядом стоящей шпионке, и она пальцами нажала на сердцевины цветков. А Джон сел на корточки и повернул выступающий завиток дикой, но не живой лианы.
В картине открылось отверстие своей формой похожее на квадрат. Внутри оказался зеркальный бар со множеством бутылок разной формы и величины, а их содержимое составляла самая разнообразная и дорогая выпивка. Агент тут же достал широкую рюмку своими размерами больше напоминавшую хорошую кружечку и плеснул в нее из ближайшей бутылки, в которой оказалось весьма дурно пахнущее виски.
- Вы бы оставили Берту в покое, - сказал он мисс Блэк, и выдохнув в сторону залпом осушил содержимое рюмки, что держал в правой руке, во второй все еще находилась открытая бутыль.
- Я должна вас предупредить, - как-то пророчески промолвила агент Два ноля точка ноль, очевидно, пропустив реплику начальника. - Вы – натура энергичная и увлекающаяся. Женщины и выпивка вас погубят. Поэтому вам нельзя поддаваться соблазну. Вы должны с ним бороться, - она опустила его руку со второй рюмкой, которая уже была готова подняться ко рту и влить в него свое содержимое.
- Да, неужели. Может быть тогда мне следует устранить вас прямо сейчас, а? Чтобы вы, не приведи великий боже, меня не погубили, - прищурив глаз, пристально посмотрел на агента Джон.
- Для вас я – всего лишь подчиненная. Ваш сослуживец, если хотите. Вам нечего меня бояться, - спокойно ответила разведчица, отобрав у него бутылку и ставя её назад в бар. – И я искренне надеюсь, - прошептала она так, что даже сама едва ли смогла бы это расслышать, - что я – ваш друг, - продолжила она в то время, как у нее за спиной Бишоп допивал свою рюмку. – Как вы некрасиво поступаете! – воскликнула мисс Блэк, обернувшись, и в ответ на вопросительный взгляд начальника добавила: - Могли бы предложить даме выпить. Где ваши манеры?
Он рассеянно улыбнулся её реплике, и, поставив рюмашечку назад, стал медленно и аккуратно вытаскивать маленькие боковые зеркала в баре. Выставив два стекла, он нажал там на какую-то кнопку. Стена с резной картиной медленно ушла в сторону и открыла взору людей лифт.
- Я вот хотела спросить, - начала Ника, заходя в не особо приветливую и просторную кабину лифта за мужчиной и нажимая единственную кнопку на панели, - почему внизу?
- Что внизу? А-а, вы имеете ввиду завиток? Ну, если будут искать, как открыть дверь, то будут искать на уровне своего роста, не так ли? Не у самого пола.
- А к чему такая странная конспирация, - снова задала вопрос девушка.
- Если найдут бар, то лифт уже не найдут, - лаконично ответил агент.
- Можно еще вопрос?
- Последний, - с нажимом и еще более лаконично ответил он.
- Почему нельзя было сделать этот лифт внизу? Зачем сначала подниматься на самый последний этаж, а потом спускаться под землю? Это странно, и времени уходит больше.
- Это уже два вопроса, - сделал замечание глава Сил Защиты Земли, - но если по-честному, то… – строители халтурщики.
- А если серьезно.
- А если серьезно, то вам не все следует знать, моя любознательная. Некоторые тайны скрывают в себе огромную опасность. Их носители подвергаются большому риску двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, - немного повременив, добавил мужчина.
- А то я не знаю, - пробормотала под нос девушка, и оживленно продолжила: - Можно попросить вас об одном одолжении.
- Валяйте, только по короче. – царственно разрешил Джон.
- Это на счет Берты…
- Сколько раз вам повторять: оставьте бедную женщину в покое и не мешайте ей делать свою работу! – возмутился агент.
- Я подозреваю, что с ней что-то не то. Однозначно она мне не нравится и уж больно похожа на меня.
- Да?
- Да.
- Я и не заметил.
- Я все же прошу вас после того, как мы закончим это дело с Караи, разрешить мне покопаться в её личном деле, а затем вышвырнуть прочь из организации.
- Но на это должна быть веская причина.
- О, уж не сомневайтесь, причину я найду. – заверила начальника Ника.
Легкий спуск вниз резко прекратился, лифт подозрительно заскрипел и, проехав с отвратительным скрежетом по стенам шахты еще несколько метров, замер. Свет в лампе жалобно замерцал. С синими искрами электрического тока разбилось несколько ламп и их осколки острыми жалами попадали на наших героев, которые, обхватив головы руками, пытались защитить от порезов лицо и глаза. Одна, сохранившаяся лампочка решила не рисковать своей жизнью, поэтому сохраняя статус-кво, освещала кабину лифта тусклым светом. Послышалось тихое чертыханье. Агент, струсив с себя осколки, вжал в панель кнопку связи с диспетчером, и устало прорычал, поскольку по-другому с ленивыми сотрудниками разговор не получался: «Пришлите механика к лифту в пятый сектор». Из колонок встроенных где-то в потолке послышался сонный и невозмутимый ответ человека, которому было не о чём волноваться: «А что, что-то случилось?» «Нет, кретин тупой! Ничего ровным счетом не случилось, тупой кретин. Просто в голове у кого-то вместо мозгов могильные черви» - начиная злиться, выплевывал слова начальник «E.P.F». «Ну, зачем так о´рать, - послышался тот же миролюбивый и невозмутимый голос, - сейчас вышлю вам механика, он придет, все починит, вас вытащит…»
Связь прервалась, а Бишоп нервно тарабанил пальцами по поверхности панели; он готов был рвать и метать. Его раздражало такое безответственное отношение к своей работе. Самое простое и то выполнить не могут. А они должны сидеть тут и ждать, пока придет механик, повздыхает, прочухается, побурчит. На все это нет времени, нужно срочно действовать, ведь Караи похитили. С ней что-то случилось, и хорошо, если это что-то не очень серьезное, а если нет? Что тогда? Что если с ней что-нибудь случиться? Что если они её изувечат или убьют или еще чего похуже? О боги! Мир такой большой и в нем столько мест, где можно спрятать Караи, а еще больше мест, где можно спрятать Караи мертвую… О, нет! Нет! Нельзя об этом думать. Не думать об этом. Не надо. Нужно думать о чем-то отвлеченном. Например о… о… О чем можно думать, когда ты застрял в лифте?
Одинокая лампочка решила нарушить статус-кво и присоединиться к своим разбитым сотоваркам, скривившись, словно от жуткой боли, она разлетелась вдребезги. И последнее, что увидел Джон в мутном свете лампы – было напряженное лицо подчиненной, её нахмуренные брови, сосредоточенный взгляд опущенный вниз. О чем она думала в этот момент, какая тяжкая дума заставила её брови хмуриться, что у нее на уме? Что она замышляет? Что тревожит её разум? Чего она боится, а чего просто опасается? Все эти вопросы один за другим возникали в сознании мужчины, и словно осенние листья деревьев, срываясь с веток, стали кружится вокруг него, жить своей собственной жизнью, обжигать своей яркостью и удивительностью форм. Каждый из этих вопросов имел свою важность, свою остроту. Каждый казался жизненно важным, но исключал какую-либо возможность задать его. Агент понимал, что никогда не посмеет полезть в душу девушки: пусть её мысли останутся закрытыми, пусть её страхи и страдания останутся с ней, он не хочет их знать, не желает быть вместилищем её боли, потому что у него есть своя.
Бишоп знал, что мисс Блэк не стремится кому-либо открывать свой разум, свои мысли, свои чувства и переживания. Мужчина не желал выведывать тайны своей коллеги.
Люди погрузились в полнейшую темноту. Мрак был таким черным и плотным и будто бы окутывал запертых в кабине лифта. Тьма была густой и непроглядной, так что глаза можно было положить на полочку или выколоть. Повисшая тишина больно резала слух. Все нервы были туго натянуты, казалось, что еще вот-вот, и они с оглушительным металлическим звоном лопнут. Замкнутые в не очень просторном лифте наши герои напряженно вслушивались в звенящее молчание тьмы. Казалось, что воздух с каждым мгновением накалялся. Становилось все жарче. Невидимые стены мрака стали давить на наших героев. Они начали ощущать нехватку воздуха. Загнанный далеко в глубины сознания страх и его спутница паника, стали опасными волнами накатывать на запертых в подземную ловушку людей. И если вначале эти волны были едва ощутимы или вообще отсутствовали, то сейчас они были весьма осязаемы. Разум затуманивался, в голове вертелись непонятные и несуразные мысли, и невольно в сознании каждого из них возник вопрос: а что дальше?
Действительно, а что же дальше?
Решив как-то сбросить напряжение, Бишоп, нащупав кнопку вызова диспетчера, нажал её, но никто не отозвался, похоже, что в блоке отсутствовало электричество. «Это ж надо было так влипнуть! Ну, ведь уже почти доехали и тут такое», - промелькнула мысль в голове Джона и тут же скрылась в диких дебрях других дум.
Ника дернув патрона за рукав, посоветовала хорошенько прислушаться. Напрягая слух, глава Сил Защиты Земли сумел расслышать где-то вдалеке приближающиеся шаги. «Ну, надо же, механик нарисовался, - скучающим тоном сказала начальнику мисс Блэк, и продолжила: - Позвольте мне стукнуть его пару раз, когда выберемся отсюда». Бишоп подумал, что будет крайне некрасиво избивать своего спасителя, но он сам был не прочь размять кулаки об этого человека, который в своем лице представлял всех коммунальных работников обслуживающих, ну хотя бы пятый блок Тупика. Сделав вывод, что крайне приятно будет смотреть как осуществляется его мечта, без единых усилий или марания рук, мужчина дал свое согласие, сказав, однако, что он ничего такого не говорил своей подчиненной и она ничего подобного от него не слышала. Таким образом, агент снимал с себя любую ответственность за последствие всяких разных действий своей подчиненной.
Наконец шаги замерли, послышался глухой удар какого-то предмета о пол, а затем развеселый голос механика:
- Ну, что, голубочки, надеюсь, что вы уже намиловались друг с другом, щас буду вас вытаскивать.
- Ни чё мы не миловались, - задетый за живое прорычал Бишоп, и был очень рад отсутствию света, поскольку в этот момент покраснел до корней волос, его сотоварка по несчастью была само спокойствие.
- Щас-щас, все будет. - Пробурчал с той стороны дверей механик, послышался какой-то скрежет, лязг, скрип и через минуту узники тесного лифта были свободны. Они оказались в просторном, прямом, как стрела, каменном коридоре с серым бетонным полом ровным, как лист бумаги; со сталактитами, свисающими с высокого потолка и прожекторами, которые своим, обжигающим сетчатку глаз, светом почти ослепили вышедших из полной тьмы людей.
- Ну, что милые мои, – добродушно спросил механик – крупный, голубоглазый мужчина лет пятидесяти или чуть больше, - как вы себя чувствуете? – забота и беспокойство были в этих слегка печальных глазах, на широком круглом лице появилась ободряющая улыбка.
Но ничего не видящей агенту Два ноля точка ноль послышалась насмешка в этом вопросе, и она с желчью что-то тихо прошипела в ответ.
- Что-что? – переспросил механик.
- Обычно я не бью людей старше пятидесяти, но для тебя сделаю исключение. – Далее последовал сильный удар кулаком, который пришелся мужчине в живот. Не ожидавший такого поворота механик сложился пополам, однако начальный удар был всего лишь предисловием. За ним последовал еще один, который будучи нанесенным сверху, был направлен на поясничный отдел хребта несчастного. Мужик ничком упал на бетонный пол. Девушка собиралась было еще добавить ему несколько ударов, но припомнив тот факт, что это живой человек и великое правило «лежачего не бьют», решила остановиться.
Джон вспомнив, что время не терпит, направился вперед, а его подчиненная, бросив последний взгляд на механика, свернувшегося калачиком и тихо стонавшего от разрывающей его внутренности боли, безмолвно последовала за начальником.
Мужчина задумался о неистовстве, которое видел на лице Ники, когда она наносила удары спасшему их из заточения механику. И хотя это выражение злобы и наслаждения чужой болью лишь на мгновение исказило черты её лица, это все же заставило Джона задуматься. Он знал, что после реабилитации в психлечебнице в девушке что-то надломилось.
Прошло уже более полугода, с тех пор, как Бишоп достал агента Два ноля точка ноль из психушки и с этого самого времени он стал замечать в ней разные странности. Это было подозрительно, это его напрягало и настораживало. Агент стал основательно беспокоиться за здравый смысл шпионки. Что если это нарушение не исправиться, что если она потеряет себя, что если грань добра и зла в ее сознании стерлась окончательно? Он подозревал, что эта жестокость и это наслаждение чужой болью являются результатом того, что стало последствием их разногласий более года назад, когда нужно было обвинить светловолосого гиганта в краже, которую он не совершал и посадить его в тюрьму, - тогда мисс Блэк воспротивилась этому. Она была против того, чтобы силач был наказан за преступление, которого не совершал. Джон был взбешен этой её честностью, этим её чувством справедливости. Их мнения столкнулись, это повлекло за собой ужасные последствия. Страдали оба. Она из-за одиночества и боли предательства. А он… Он винил себя в жестокости и суровости, осуждал себя за то несчастье, что произошло с Никой и за последствия, которые оно с собой повлекло. Она стала жесткой, суровой, свирепой и… злой. Она – сильный человек и вот, что-то сломалось внутри неё, а сильные люди очень тяжело такое переживают, если переживают вообще. Это надо перебороть.
Бишоп понимал, что эти сдвиги в психике ничего хорошего не принесут и внимательно, насколько это было возможно, следил за состоянием своей подчиненной. Он решил держать её в ёжовых рукавицах, на коротком поводке, ведь если природа не восстановит эту потерю, если пустота не будет заполнена чем-то добрым, прочным и надежным, то мисс Блэк уже не возможно будет вернуть в нормальное состояние. Она навсегда останется психопаткой, которая пытается найти лекарство для своего искаженного рассудка, для своей искалеченной души. Она попытается покинуть клетку, в которую он запер её сознание, она захочет выйти на волю, и если она вырвется, если сумеет порвать цепи, то её будет уже не остановить. Её невозможно будет спасти. Девушка будет пытаться кровью заполнить пустоту и утолить боль, но не сможет успокоить саднящее чувство в груди, кровотечение её сердца будет невозможно остановить. Она погибнет нравственно и духовно.
По сему, Джон решил, что будет всеми силами стараться помочь ей, но если все-таки не удастся вернуть её, возвратить ей нормальное мировоззрение без предельного насилия и жестокости, если все-таки не получится спасти её рассудок, то тогда он сможет использовать жажду крови и жестокости подчиненной в своих целях. В любом случаи: исцелится она или нет, но он выиграет. Если получится приручить её нрав, загнать её в другую, еще более тесную клетку, то она станет прекрасным инструментом в его руках. Идеальным орудием убийства, верной, преданной, безустанной помощницей. Шпионка станет продолжением его руки, и не будет такого места, где враги смогли бы спрятаться от него. Везде, где он не сможет пройти – пройдет Ника. Она будет его личным карательным ангелом… Только нужно подчинить её себе, сделать её послушной марионеткой, стать её властным кукловодом. И это нужно будет сделать в тот момент, когда она будет наиболее уязвимой и податливой. Нужно будет не пропустить это мгновение.
Но сложность заключается еще и в том, как укротить характер этой упрямой девушки, это ведь порода, темперамент. Да, даже если бы и удалось сломать волю мисс Блэк, то далее вставало еще одно препятствие: ведь мужчина не может все время находятся рядом и дергать шпионку за ниточки, что если она выйдет из повиновения, взбунтуется? Да, эта может. У нее на саботажи и бунты прямо талант, а мастерство, как известно, не пропьешь. Что об этом думать? Ведь вроде как все это выглядит очень даже интересным и заманчивым, но с другой стороны… Эх… Все, как всегда, пойдет не по плану… Так что лучше оставить эту идею… Но… Нет! Нужно попробовать. Нужно попытаться. Ведь если получиться, то в дальнейшем это принесет огромную пользу. Итак, решено.
«Отныне, Ника Блэк, я Ваша тень. Я стану следить за каждым Вашим шагом. Я буду приручать Вас постепенно. Каждый день, шаг за шагом, аккуратно и неторопливо, но я подчиню Вас себе. Вы не будете ничего подозревать, а когда поймете, что произошло – будет уже поздно, Вы всецело будете зависеть от меня. Наступит момент, когда Ваша воля подчинится моей, Вы не сможете сопротивляться. Я сделаю из Вас своего личного ангела смерти…» - с такими мыслями Джон, обернувшись к своей подчиненной, произнес:
- Пора разгадать тайну куба.
Это было своего рода сигналом, и маленький деревянный предмет был вынут на свет. Люди внимательно стали его разглядывать. Они не опасались, что их кто-нибудь увидит, поскольку доступ в пятый сектор был строго ограничен. Все коридоры этого блока были абсолютно пустынны, а корчившийся от боли механик остался далеко позади.
- «Солнце в небе, алмазы сияют в ночи», - подозрительно сощурив глаз, прочитала агент Два ноля точка ноль на одном из ребер куба.
- Где это написано? – спросил её начальник, так как не заметил никакой надписи.
Ника указала ему непонятные высеченные в дереве буквы, но мужчина все же не смог их прочитать. Тогда она ответила, что он и не сможет их прочитать, так как привык видеть точную информацию перед собой. А это – ребус, да еще и написанный задом наперед. В ответ послышалось раздосадованное и не вполне цензурное бормотание о загадках, тайнах и ребусах, чтоб им всем в аду сгореть… Еще раз озвучив слова ребуса мисс Блэк призадумалась, её глаза потемнели, и она рассеяно вертела в руках куб. Но уронив его на пол, девушка нашла ответ. Она и глава Сил Защиты Земли подозрительно смотрели на деревянный предмет, который изменил свою форму и теперь был похож на перекрученный кубик-рубик. Глаза Ники приобрели обычный цвет, подняв это послание от неизвестных похитителей с пола, она высказала мысль, которая совпала с соображениями Джона: этот куб был головоломкой, и чтобы узнать содержимое этой головоломки, её нужно было сложить. «Солнце в небе, алмазы сияют в ночи» - это условие, по которому нужно складывать кубик. «Разгадывайте, - всучив патрону этот предмет, бросила шпионка, и в ответ на недовольный взгляд примирительно и то ли с лестью, то ли с издевкой продолжила: - Вы ведь у нас спец по кубикам. И по рубикам, кстати, тоже…» Опечалено вздохнув на этот весомый аргумент, Бишоп, внимательно рассмотрев уже ставший несносным предмет, стал аккуратно поворачивать грани. Правда долго с ним возиться не пришлось и чуть меньше чем через три минуты все грани были на местах, и на кубе сложился рисунок. Золотой круг на голубом фоне, и нечто похожее на ромб на черном.
- «Солнце в небе, алмазы сияют в ночи», - задумчиво в который раз произнесла девушка, глядя на изображение солнца и алмазной звезды на сторонах куба.
- Ё… – воскликнул агент, когда треклятый предмет задрожал у него в руках, словно намереваясь спрыгнуть на пол.
- Поставьте его на пол и отойдите, - завороженными глазами глядя на «живой» ребус, сказала Ника.
Требование сразу было выполнено. И как только дрожащий, готовый взорваться куб оказался на твердой поверхности холодного бетонного пола, его движение сразу же прекратилось. Вместо этого из него полился подозрительный зеленый свет, который словно рвался наружу, и испепелял сдерживающую его оболочку. Яркая вспышка и головоломка рассыпалась, а на её месте остался лишь маленький куб со странными изображениями на своей поверхности. Настороженно взяв его в руки, и осмотрев со всех сторон, Джон расстроено фыркнул: он не знал, что означают эти картинки и не мог сразу сообразить к чему они.
- Жаль, что здесь нет Стокмана, - с досадой вздохнул мужчина, - он бы сразу понял: что к чему.
- Стокман сейчас на Елисейских полях, вы ведь сами его туда отправили. Не отвлекайте этого деятеля от работы. Пусть трудиться, - ответила агент Два ноля точка ноль, презрительно махнув рукой. - Это ему пойдет на благо.
Елисейские Поля – одна из северных баз Сил Защиты Земли, находится на Аляске. Из-за её немалой протяжности эту базу решили наречь таким странным названием, к тому же данное наименование немало забавляло руководство свыше и эти разжиревшие бюрократы, сидевшие в своих креслах, не особо мешали проводящимся там исследованиям и опытам. Пузатые чиновники не принимали всерьез военную базу под названием Елисейские Поля, они считали, что там производится массовая распродажа туфель или духов, но никак не подозревали, что на её полигоне испытывают скоростные истребители с элементами космических технологий…
- К тому же… - собиралась продолжить мисс Блэк, но увидев на одной из боковых сторон куба гравюру изображавшую мудрого старца – замолчала. Лицо этого человека показалось ей подозрительно знакомым: она определенно его уже где-то видела. Но где? Когда?
Красиво изогнутые черные брови напряженно сошлись на переносице, высокий светлый лоб нахмурился, в не до конца восстановленной памяти девушки происходила усиленная борьба за когда-то полученную информацию, что хранилась в далеком уголке её разума. Стоявший рядом Бишоп внимательно и выжидающе следил за своей подчиненной, за её тонкими пальцами, которыми она задумчиво водила по изображению старца в богатом церковном облачении и с золоченым посохом в руке, он смотрел в её невидящие потемневшие глаза и гадал, какая же битва происходит в уме агента.
- Это святой Патрик, - очевидно внутренняя борьба завершилась победой шпионки; она прошлась пальцем по золотому облачению изображенного святого.
- Святой Патрик… - теперь пришла очередь Джона начать битву со своей памятью, заставляя её выдавать нужную информацию. – Он изгнал из Ирландии всех змей. «Силой, данной ему свыше, Патрик приказал всем змеям собраться со всей Ирландии на горе, которая теперь носит имя Карантуилл и находится на юго-западном береге острова; затем мановением своего посоха святой низверг их в море. Не явился только один самый старый и хитрый змей. К нему пришлось применять «военную» хитрость. Святой Патрик предложил змею забраться в ящик, который был для него якобы слишком мал... Слово за слово, и в конце концов разозленный гад для доказательства своей правоты залез в этот ящик. Ящик пришелся впору, крышка захлопнулась, и последний змей отправился в море вслед за своими товарищами».
- Да, - согласно кивнула Ника. – Но есть еще и другая история. Она рассказывает, что древний змей, обитающий в водах озера Дилвин, доставил Патрику столько хлопот, что утомленный святой пообещал ему «вернуться в понедельник». Но за другими заботами обещание забылось, Патрик так и не вернулся, а змей до сих пор каждый понедельник всплывает на поверхность, разочарованно оглядывает окрестности и на своем змеином языке говорит что-то вроде «Понедельник-то затянулс-с-с-ся, Патрик...»
- Дэвушка, - удивленно взглянул на неё начальник, - у вас случайно провода нигде не закоротило?
- Случайно нет.
- Ну, а почему в понедельник-то?
- Не знаю, – пожала плечами она. – Не люблю работать по понедельникам.
- Почему?
- Слишком много вопросов, - от такого ответа Бишоп чуть не задохнулся от возмущения: кто тут начальник – он или она, и кто, соответственно ставит вопросы и получает на них ответы.
- Символом святого Патрика был трилистник, - мужчина указал на находящийся на верхней стороне куба изображение листка клевера.
- Патрик изгнал всех змей кроме одной, - Два ноля точка ноль перевернула предмет нижней стороной вверх и внимательно рассмотрела то, что там было изображено: зеленый трилистник и открывшая пасть змея, обвившая его стебелек, словно собираясь сожрать клевер. – И эта змея будет мстить, - уверенно продолжила она.
- Но какое отношение к этому имеет Караи? – недоумевал Джон, а далее произошел непонятный и из ряда вон выходящий диалог:
- Трилистник… - покачала головой Ника.
- Караи? – спросил Джон.
- Змеи… - хмыкнула Ника.
- Караи? – озадачился Джон.
- Святой Патрик… – моргнула Ника.
- Караи? – задумался Джон.
- Клевер… - ухмыльнулась Ника.
- Караи? – запутался Джон.
- Та, ёж вашу мышь, успокойтесь же вы наконец. Найдем мы её. Все выясним. Все будет нормально, – не выдержала девушка. – О, - воскликнула она, посмотрев на наручные часы, - нам пора.
- Куда?
- Ну, вы – в аэропорт за билетами. Мы едем в Ирландию. А я пока погуляю, - с лукавым видом бросила мисс Блэк, набегу засовывая в карман куб с изображениями.
Шпионка поспешно двигалась в сторону выхода. А её патрону только и осталось, что недоуменно смотреть ей вслед и гадать: что же она задумала? Что поняла? Куда направляется? Что собираться делать? И почему это он должен покупать билеты?

Глава 3 Противоядие и монстр

В убежище черепах было бесшумно и тихо, словно в склепе. Вся гостиная была завалена разнообразной медицинской литературой, вместо света в комнате было зажжено множество восковых свечей. Семья окружала диван, на котором, в жуткой лихорадке, лежал синюшный Донателло. Глаза его выкатились из орбит и слезились, бешено ворочая ими из одной стороны в другую умник, казалось, ничего и никого не узнавал.
Но его болезнь началась не сразу. Как только черепашки вернулись домой, их с тревогой встретил мастер Сплинтер, который, медитируя, почувствовал, что одному из сыновей плохо. Дона положили на диван, и учитель вместе с Микеланджело стал подготавливать все к предстоящей операции: ведь нужно было залатать шестоностца и как можно скорее. Он мог совсем истечь кровью. Со слезами на глазах и комком в горле Майки стирал кровь с груди и живота брата, аккуратно очищая рану. И когда последний стежок, последнего шва был на месте, когда дыхание черепашки в фиолетовой повязке стало более спокойным и глубоким, когда его сердцебиение стало равномерным, а пульс хорошо ощутим – только тогда Микеланджело и сенсей Сплинтер смогли вздохнуть спокойно и с уверенностью сказать, что жизнь Донателло вне опасности. Тогда и Леонардо с Рафаэлем, не находившие себе места от волнения, могли устало опуститься в кресла недалеко от раненного брата, и с безграничным чувством братской любви и заботы смотреть, как ровно и свободно он дышит. Напрягая все силы своей души, шутник, лидер и сорвиголова скорее чувствовали, чем слышали, как равномерно и упорно бьется доброе сердце их дорогого Дони.
Мастер тоже с долей тревоги, но с бездонным чувством надежды смотрел на своего раненного сына, с жадностью вслушивался в дыхание умника, и с ужасом думал о том, что могло бы случиться. Он не мог допустить этой потери, он не мог допустить, чтобы его средний сын ушел из этого мира. Ведь родители не должны хоронить своих детей, это не правильно! С чем можно сравнить тот ужас, который испытывает каждый отец, каждая мать, видя, как страдает родное дитя, и, будучи не в силах взять эту боль своего ребенка себе, оставаться в стороне, не иметь возможности как-то помочь, как-то облегчить муки своего чада. А родительская любовь сенсея к сыновьям была безмерной; он любил каждого из них по-своему. Крыс очень сильно переживал и страстно желал оградить своих детей от злобного и жестокого мира, ведь для мудрого учителя черепашки все еще были совсем маленькими и беспомощными – такими они и останутся для отца-крысы навсегда.
Да, Сплинтер с печалью, но гордостью наблюдал, как его сыновья росли, набирались сил и опыта, и уже так возмужали, что могли бы самостоятельно прожить и без своего старика отца. И с тех самых пор, как черепашки столкнулись с жестокостью и непониманием этого мира, с тех самых пор, как они стали довольно удачно противостоять злу, - с этого времени в глубине учительского сердца появилось ощущение страха и боли при мысли о возможности того, что скоро сыновья могут сказать ему: «прощай», и навсегда уйти от него. А несчастному сенсею останется только лелеять свою отеческую любовь к таким неблагодарным детям. Но все было хорошо, его дети с ним. И он позаботится о них, сумеет их защитить. Его сын не умрет, он выживет, и еще покажет всем кузькину мать.
Было довольно непривычно наблюдать такой переполох и такое затишье в этом доме. Тем более, что он был вызван, казалось бы, простой безобидной царапиной, всего-то по диагонали пересекавшей тулуп Донателло. Однако, вся загвоздка была в том, что эта «ранка» только казалась простой, и вскоре в доме начали твориться дела.
А началось все с того, что Дони, больше чем через четверть часа после окончания операции, неожиданно стал захлебываться, тело его конвульсивно задергалось, словно в припадке эпилепсии; сердцебиение участилось, дыхание стало прерывистым и тяжелым. В дом, казалось, пришел истинный хаос.
После того, как этот приступ прошел, вся семья уже серьезно забеспокоилась о здоровье мутанта: это было не похоже на простое ранение.
Мастер приказал пересмотреть все имеющиеся медицинские справочники и книги, чтобы узнать, что случилось с Донателло. Сам сенсей подозревал отравление, но не был в этом убежден, не было точно подходящих симптомов: крыс еще не видел ничего подобного. А в то время, как он, Рафаэль и Леонардо в отчаянии и тревоге перебирали медицинскую литературу, Микеланджело, который все время находился радом с умником, в панике позвал братьев и отца. Шов на теле шестаносца побелел и вздулся, а сам ниндзя стал слегка лиловым, к тому же Дон жаловался на адское жжение в груди, ему было тяжело дышать, а слишком яркий свет слепил глаза и обжигал ему сетчатку. Чтобы облегчить хоть как-то его муки было решено выключить яркие лампы и зажечь свечи.
Это был ад кромешный: никто ничего не мог сделать, никто не знал, чем болен Дони, никто из них не знал, как ему помочь. Это бездействие и неизвестность были чудовищно невыносимы, они повергли семью в темные глубины вечного ужаса, толкнули в объятья невыносимой паники. Черепашки и крыс отчаялись чем-либо помочь, и уже ни на что не надеялись.
В головах безнадежно больного стоял Сплинтер, и печально опустив голову, тихо скорбел о своем еще живом, но, похоже, что обреченном сыне. Мастер не верил в то, что уже спася умника от худшего он все же не смог спасти его от ужасного неизвестного конца, не смог уберечь свою семью от этого бесконечного ужаса: видеть, как один из них умирает мучительной смертью.
У дивана, ставшим смертным ложем для Донателло, на коленях стоял Леонардо, и, держа едва теплую руку брата, прижимал её к своей щеке, проливая тихие слезы, беззвучно взывал к Дону: лидер не знал, что делать, он не мог спасти своего брата. Лео в растерянности был объят печалью и болью: он видел агонию, предсмертные муки шестоносца.
В ногах мутанта стояли Рафаэль и Микеланджело. Последний лил горькие слезы на грудь сорвиголовы, и не стеснялся в выражении своей боли и своего горя: ведь умник был единственным в семье, который воспринимал его спокойно. А Раф, превратившись в каменное изваяние пепельно-серого цвета, стоял, сжав кулаки, судорожно сцепив зубы и, вперив невидящий взор поверх головы страдающего брата, казалось, молился про себя. На лице черепашки не отобразилась ни его глубинная печаль, ни его безмерная боль, и именно по тому, что он от природы был скуп на выражение своих истинных чувств, именно поэтому ему было тяжелее других.
А Донателло, с безграничной мукой смотрел на своих родных, но мучения его были перерывчатыми, ведь впадая в исступление, он забывал о своей боли и боли своих близких: он просто ничего не понимал. И, казалось, что уже не было надежды на спасение. Убежище стало усыпальницей, где свечи горели тусклым пламенем и плакали горячим воском, где тьма смерти подкрадывалась все ближе и окутывала всех своим черным покрывалом, позволяя почувствовать свое неумолимое приближение, где разбросанные повсюду книги были свидетельством отчаянной, но бесплодной борьбы за жизнь, которая сейчас медленно угасала.
И вот эту печальную, скорбную, торжественную обстановку, эту картину смерти нарушила песня, которую запел женский голос.

Чёрный ворон, чёрный ворон,
Что ты вьёшься надо мной?
Ты добычи не дождёшься,
Чёрный ворон, я не твой!
Что ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь?
Чёрный ворон, я не твой!
Завяжу смертельну рану
Подаренным мне платком,
А потом с тобой я стану
Говорить всё об одном.
Полети в мою сторонку,
Скажи маменьке моей,
Ты скажи моей любезной,
Что за родину я пал.
Калена стрела венчала
Среди битвы роковой.
Вижу, смерть моя приходит,
Чёрный ворон, весь я твой!

Все находящиеся в гостиной выйдя из оцепенения, растерянно и подозрительно оглядывались вокруг, пытаясь уловить, откуда идет этот звук, и только Донателло безучастно смотрел своими безумными глазами куда-то в пространство. «Кто здесь?!» - крикнул Раф обращаясь к неведомому голосу, который казался таким знакомым, что мог бы быть родным, если бы не был таким зловещим и мелодичным. И снова зазвучала последняя строка песни:

Чёрный ворон, весь я твой!

Это было похоже на громоподобный реквием, который голос пел во славу. В нем было слышно ликующее торжество смерти и тихий шепот вечности. Было похоже на то, что голос глубоко понимал скорбь и горе мутантов, но в тоже время он разделял и сладостный, но приторный, с каким-то оттенком тления и гниения триумф Костлявой Госпожи. Однако, голос был далек от смерти и наполнен радостным стремлением к жизни. В нем словно боролись две силы - рано торжествующей триумф смерти, и едва тлеющей искры жизни. В ответ на это саеносец крикнул, но уже с бешенством в голосе и ненавистью во взгляде: «Покажись!» И на этот его призыв из-за высокой колонны, что вместе со своими могучими сестрами поддерживала своды потолка черепашьего логова, медленно вышла мисс Блэк, и притулившись виском к холодному кирпичу своего убежища, снова, но уже тихо и уныло, словно смерть все же взяла свое и жизнь покинула девушку, пропела последнюю строку:

Черный ворон, весь я твой!

- Что тебе здесь нужно? – тихо, но с угрозой и болью, спросил Раф.
- Я хочу помочь… - с состраданием посмотрев на Дони, заявила она.
- Ты уже помогла, - бросил, не оборачиваясь, Майки.
- Наш брат одной ногой в могиле, - эта фраза, что была подобна и вызову и обвинению одновременно, прозвучала от Лео, который метнул взгляд на оставленные им невдалеке катаны.
- Но, я… - хотела что-то возразить на это Ника, но её прервал тихий, почти умоляющий голос учителя Сплинтера.
- Уходи. Ты слишком много вреда причиняешь моей семье. Сколько еще мои сыновья должны пострадать, чтобы ты наконец оставила нас в покое.
- Ну, остался всего один, - девушка как-то плотоядно покосилась на Майки, который встретив её взгляд, побледнел. – Но все же позвольте мне помочь… - оторвав взгляд от весельчака, продолжила она спускаясь по лестнице вниз. Агент пыталась объяснить цель своего прихода, при этом она настороженно наблюдала за каждым из участников этой ситуации, она опасалась нападения, поэтому все её силы были в полной готовности, чтобы, в случае чего, отразить нападение. Большие зелёные глаза истязательницы черепашьего семейства время от времени возвращались к Донателло и изучающее смотрели на него.
- Нет. Твоя помощь не требуется. Из-за тебя страдают мои сыновья. Неужели ты не можешь оставить нашу семью в покое? Сколько ты еще будешь преследовать нас и мучить?
И в этот момент Лео, до этого выпрямившийся в туго натянутую струну, опрометью бросился к свои катанам, и, схватив одну из них, швырнул её с чудовищной силой во врага, по вине которого его брат сейчас угасал. Такой удар, нацеленный прямо в сердце, пригвоздил бы девушку к стене, если бы она не успела вовремя отпрыгнуть в сторону от него, и то, она не осталась невредимой: пройдя в миллиметре от плеча агента, меч все же разрезал её одежду и оставил маленький, едва заметный порез на плече.
- Леонардо, остановись, – приказал Сплинтер. – Её смерть ничего не изменит, а только омрачит всю ситуацию, - крыс как всегда мыслил хладнокровно. – Взяв её жизнь – ты не вернешь нам Донателло.
- Да, мастер, но…
- Помилуйте, - вмешалась в разговор мисс Блэк, - Сплинтер, вы говорите о Донателло так, словно он уже умер, и вы готовы его хоронить.
- Мы не знаем, что с нашим братом, - начал Микеланджело.
- И не знаем: как ему помочь, - закончил Рафаэль.
- Да, – со вселенской скорбью в голосе подтвердил Леонардо, сделав обреченный жест в сторону дивана, на котором лежал шестоносец и глаза его, в пламени десятка свечей, отражали вечность.
- Вы не знаете, но я-то знаю, – победно заявила Ника. – Ведь это по моей вине с вашим Донателло случилось это несчастье. И теперь я хотела бы все исправить.
- Ты действительно можешь спасти его? – спросил мастер, и в глазах его зажегся маленький, но яркий огонек надежды.
- Да, но нам нельзя терять времени.
- Я не допущу, чтобы эта… личность… прикасалась к Дони, - резко возразил саеносец, с вызовом посмотрев на агента.
- Но, Раф, это наша единственная надежда, - примирительно обведя всех присутствующих взглядом, промолвил шутник, и продолжил, обращаясь к Нике: - Я готов сделать все, лишь бы Дон остался в живых. Говори: что делать?
- Отлично, - девушка посмотрела на семейство и, не увидев возражений, подошла к своему пациенту, при этом приказав весельчаку поставить чайник и вскипятить воду. – Времени у нас мало, так что нужно спешить, - подвинув к себе журнальный столик, она сложила на него престранное содержимое нескольких своих карманов: ложку, шприц в упаковке, жгут, зажигалку, небольшой пакетик с белым порошком внутри.
- Что наркоманишь понемногу? – с ехидной миной бросил черепашка в оранжевой повязке, вернувшись в гостиную.
- Это для дела, - возразила ему агент. – Вскипятил воду? – кивок. – Принеси мне один стакан воды. – два кивка и Майки побежал на кухню. Все остальные затаив дыхание, стояли на своих прежних местах и напряженно наблюдали.
Когда Микеланджело принес стакан только что вскипяченной воды, девушка задумчиво попросила поставить его на столик. С нахмуренным лбом и поджатыми губами она пощупала пульс на руке Донателло, потом на шее. Глубоко вздохнув, мисс Блэк принялась готовить препарат, при этом она начала говорить и как-то странно растягивала слова, очевидно пытаясь сделать так, чтобы они шли в ритм с её действиями.
- Один мой знакомый научил меня этому трюку – смазывать лезвие оружия ядом, который добывается из кожных желез тропических жаб, живущих только на берегах Амазонки. – она заранее открыла шприц. - И если хоть маленькая царапина останется на теле от такой отравленной стали, то ты уже покойник: противоядия против этого не существовало. – Ника неторопливо открыла пакет и высыпала порошок в ложку. - Но тот же знакомец был отравлен именно таким способом. Он знал: сколько у него осталось времени, каким именно ядом его отравили. А поскольку он был человек широкого ума, то ему хватило оставшегося времени, чтобы создать противоядие, и тем самым спасти себя. Обычно на то, чтобы яд полностью отравил жертву нужно где-то около суток, но заражение Донателло не было локальным. – Она повела бровью в сторону длинного шрама на животе мутанта. - К тому же, я смазала лезвие концентрированным ядом совсем не разбавив его, поэтому он подействовал так быстро. – Из стакана она налила в ложку воды, и крутанув колесико на зажигалке, поднесла огонек ко дну ложки, подождала пока над ней не поднялся дымок. – Потом эта сволочь, этот знакомец научила и меня сей маленькой хитрости, и вместе с этим он дал мне формулу противоядия, на всякий пожарный. – На левой руке умника чуть выше локтя она туго завязала жгут и два раза похлопала по вене. - Естественно он поведал мне удивительную историю своего спасения, которую я только что рассказала вам. – Со вздохом агент набрала лекарство в шприц и продолжила. – Но теперь все в прошлом и пришло наконец время спасти вашего Донателло. – Слегка надавив на поршень она выпустила прозрачную струйку препарата в воздух, и уже собиралась ввести иглу под кожу мутанту, но это её движение предупредил Рафаэль, задержав руку девушки.
- Он должен выжить. Понимаешь? – голос изменил ему и предательски дрогнул, а она спокойно и понимающе встретила его умоляющий взгляд.
- Да, – шепотом ответила Ника, и по очереди посмотрев на всех, затаивших дыхание, родственников черепашки, выждав время равное одному удару сердца, она решительно вколола Донателло противоядие.
Это мгновение было мучительным. Казалось, что шестоносца с этим миром соединяет тонкая нить, которая вот-вот провеется. Всем казалось, что они и сами видят эту нить, и то, как она медленно, но неумолимо утоншаеться. Сердце каждого в этот момент, словно бы в тысячу раз увеличилось в объеме и равномерно оглашало гостиную об истекающих секундах. Ника с замиранием сердца ждала, когда наступит переломный момент в состоянии Донателло. Грустный Микеланджело от застывшего в его груди напряжения, бессознательно обкусывал себе ногти. Рафаэль был полон надежды и подозрения, и, чтоб не закричать, вынужден был до крови закусить губу. Леонардо не моргающим взглядом впился в знакомые черты брата, а пальцы его невольно сжались в кулаки. Мастер Сплинтер затаил дыхание, стараясь совладать с оглушительно бьющимся в груди сердцем.
Секунды казались годами, минуты превращались в десятилетия. И прежде чем в состоянии Дона появился хоть намек на выздоровление – прошла целая вечность, – так показалось нашим героям. Постепенно кожа ниндзя стала приобретать естественный оттенок, веки дрогнули и слабо приоткрылись.
- Пи-ить, - тихо застонал шестоносец, еле ворочая языком, а в груди его пылало пламя яда.
Все вздохнули с облегчением.
- Угроза миновала, - сообщила агент семейству, когда Майки дал выпить умнику воды. – Теперь все зависит от заботы, которой вы его окружите и от него самого. Через несколько недель ваш Донателло будет совершенно здоров. Никаких других лекарств ему не нужно. Организм сам справится. Следует соблюдать постельный режим в течение пяти дней. – продолжала девушка уже у входа в черепашье логово. – Удачи и прощайте, – она исчезла в темноте канализационного туннеля.
Все мутанты были настолько обрадованы внезапным спасением Дони, что никто и не заметил, как быстро ушла мисс Блэк. Никто кроме Леонардо. Голова его сразу же после того, как умник приоткрыл глаза, направила течение мыслей в совершенно другое русло. Так же незаметно, как и агент до него, лидер выскользнул из убежища и помчался в темноту туннеля: он надеялся нагнать девушку и расспросить её кое о чем.
Он свернул несколько раз и через пару минут догнал агента, будто бы мутанта вело невидимое чутье. Впрочем было похоже на то, что Ника не особо торопилась и словно только того и ждала, чтоб Лео последовал за ней. Заслышав едва уловимый бег, она остановилась, и преспокойно дождалась мутанта.
- Я хотел спросить… - начал черепашка.
- Спрашивай, - перебила его девушка. – Но я предупреждаю: есть такие вопросы, на которые я не вправе дать тебе ответы.
- Ну, я не собираюсь быть настолько нескромным, чтобы задавать подобного рода вопросы: это не будет касаться организации или Бишопа с его планами. Я просто хочу спросить: что с Караи и сферой?
- На счет сферы – это просто кусок стекла и никакого толку от неё нет. Да, - сфера у нас. А на счет Караи, то вскоре и она тоже окажется у нас, - глаза её в тусклом освещении хищно блеснули зелёным огнем. - Есть очень много вопросов, на которые она могла бы ответить. Именно поэтому мы и готовим миссию в Изумрудную Страну… – виновато прикрыв рот рукой, словно сказав то, чего не следовало, Ника сделала жест означающий, что на этом разговор окончен. Отвернувшись, она зашагала прочь.
- П-постой, - бросился за ней Леонардо. – Что за Изумрудная Страна?
- Глаза-то у неё изумрудные… как у всех девушек с острова…
- Но…
- Лео, я больше ничего не могу тебе сказать, – не выдержала она. – Я больше ничем не могу помочь тебе, не проси, даже если б могла, то не сказала б. К тому же я сама толком ничего не знаю. И больше подсказок от меня не жди. Ответ на эту загадку ты должен найти сам. Ведь если я продолжу подсказки, то это будет не так интересно. – решительно развернувшись Ника скрылась в темноте туннеля.

* * *

Вернувшись в убежище, лидер тайком чтобы не всполошить родственников, которые в чрезмерной заботе о больном Донателло не заметили его отсутствия, пробрался в свою комнату. И каково же было его удивление, когда на своей кровати он заметил нечто черное имеющее форму сплюснутого параллелепипеда. При этом странном предмете была записка, которую хранитель катан и прочел:

«Путешествие в Изумрудную Страну может оказаться фатальным, но все же я надеюсь, что это не остановит тебя».

Подписи не было. Но она и не нужна, ведь ниндзя и без этого прекрасно знал: кто это написал. Активировав поисковое устройство, он увидел на экране красную точку, которая двигалась на запад.
Итак, мисс Блэк очевидно добивалась того, чтобы Леонардо последовал за ней в Изумрудную Страну на поиски Караи. Для себя лидер уже все решил еще тогда, когда последовал за агентом в первый раз. Теперь же нужно было спросить разрешения Мастера Сплинтера, успокоить братьев, а так же уговорить их остаться в Нью-Йорке: Лео чувствовал, что это только его миссия, и никто больше из его семьи не должен пострадать в ходе этой одиссеи.

* * *

Едва придя в сознание, она поймала себя на мысли, что сейчас происходит что-то ужасное. Но об этом потом.
На коже девушка ощущала легкое дуновение, но была полностью уверенна в том, что находится в помещении и поэтому сие движение воздушного потока она приписала сквозняку. Однако что-то её очень сильно беспокоило. Еще окончательно не оправившись от обморока, она не сразу сумела понять, что лежит на чем-то прохладном, что руки и ноги её прикованы к этому чему-то – девушка явственно чувствовала холодную сталь, которая намертво приковывала её к поверхности, на которой она находилась. Так же не сразу она поняла, что лежит на этой поверхности в чем мать родила, хотя вряд ли стоит здесь упоминать эту су… …чудовищную женщину бросившую свое дитя на произвол судьбы.
От осознания того, что она лежит здесь совершенно нагая, девушка смутилась и сильно задумалась. Но долго думать так было невозможно: ведь она до сих пор не открывала глаза. Даже не подымая век она видела яркий свет падающий сверху. Медленно приоткрыв глаза, девушка позволила им привыкнуть к бьющему свету прожектора или лампы, что висела под очень высоким полотком, как потом сумела установить героиня.
Приподняв голову и оценив пространство, в котором находилась, она не смогла ни на чем остановить свой взгляд: стены и большая часть потолка (наверняка просто неосвещенные), тонули в непроглядном мраке. Так что размеров помещения, так как и его форму, девушке разглядеть не удалось. Далее она смежила веки и обратилась в слух, напряженно пытаясь уловить хоть какие-то звуки в этой режущей слух пустоте, которая обволакивала её черным бархатом. После нескольких минут её тренированному чуткому уху удалось уловить подобие звуков, но они были весьма и весьма отдаленными. Затем снова наступила тишина, но длилась она недолго, ибо её молчаливый величественный покой нарушило странное и таинственное шуршание длинной одежды, хотя может это шуршание было и не таким таинственным, а самым обыкновенным, но все же хочется внести какой-то колорит и напряжение в ситуацию.
Как только этот звук проник в глубины ушной раковины – девушка резко распахнула глаза. И ей показалось, что она успела заметить какую-то тень, проскользнувшую в нескольких шагах от освещенного прожектором круглого участка пола, где она находилась. Повернув голову в ту сторону, девушка напряженно вглядывалась во тьму, но так как ни движения, ни шелеста больше не повторялось, то она решила, что это просто почудилось на нервной почве, а если не почудилось, то обращаться к своим похитителям, а она затылком чувствовала, что в помещении еще кто-то есть, она не собиралась. Ей было все равно: одна она здесь или же есть в этом пространстве еще кто-то кроме нее – это девушке было безразлично, пока безразлично.
- Моя королева, - услышала она зловещий шепот. Сердце её в страхе замерло, и она была не в силах заставить себя повернуть голову на звук этого голоса, словно примерзла к поверхности на которой лежала. Что-то холодное и невыразимо мерзкое коснулось её руки. – Прости за столь грубый прием, но я должен быть уверен, что ты будешь полностью принадлежать мне одному.
- Что Вам нужно? – хрипло, но твердо спросила она.
- Ты, моя королева, только ты. – На неё из-под просторного капюшона мантии темной материи смотрели страшные, до седых волос, яркие, до боли в глазах, остро пронзающие до глубины души, глаза древнего василиска. Нижняя часть его лица, а то, что у этого монстра было лицо – несомненно и неоспоримо, - была слабо очерчена и девушка не смогла достаточно хорошо его всего разглядеть. Но все же во рту она сумела заметить два длинных клыка – очевидно единственные его зубы, так как он когда говорил подозрительно шипел и свистел – гремучая змея, хоть он не был на неё похож, но при первом же взгляде на него сразу становилось понятно: настоящая змея.
- Скоро я стану властелином всего мира, но для укрепления моей власти мне нужна Королева. И ты ею станешь.
- Но мне и так неплохо живется…
- Не перебивай меня, – с угрозой произнес Змей. – Только тогда, когда ты станешь моей царицей, праматерью нашего великого народа, только тогда я открою тебе мой план по уничтожению всего рода человеческого и захвату Земли. А сейчас я покидаю тебя, моя королева. Ты должна пройти несколько обрядов, прежде чем станешь моей супругой и матерью моего наследника. – Длинный змеиный язык коснулся её шеи, при этом девушка испытала жуткое отвращение, какое может возникнуть только если тебя коснулось что-то настолько отвратительное, что просто-напросто не поддается никаким описаниям.
С тихим и зловещим шуршанием он удалился, а Караи осталась одна в таком страхе и неизвестности, что не сразу заметила, как что-то холодное и липкое внезапно появилось на её правой лодыжке. И это нечто стремительно увеличивалось, росло, ширилось: девушка чувствовала, как эта субстанция растекается по кончикам пальцев на ногах, как она быстро скользит вверх по внутренней стороне ноги. Добравшись до бедер, это вещество стало распространяться еще быстрее, и подняв голову, Караи увидела, что нечто перламутрово-серебристое дошло до нижней части живота и растекается в области пупка.
Страх теперь полностью овладел ниндзя и, как и эта странная жидкость, проникал в каждую клеточку тела, слился со спинным мозгом и стремительно поднимался вверх, к голове. По телу побежали мурашки, в мозгу возникла уверенность, что ей холодно, но кожа горела, пылала. Девушку жалили жала ос и жгли языки пламени. Она начала сопротивляться, пыталась вырваться из этого плена, но все было бесполезно, и когда перламутрово-серебристая жидкость дошла до шеи и начала быстро подниматься по подбородку, Караи попыталась закричать, но горло сдавил спазм, вещество уже заливало глаза. Из груди девушки вырвался золотисто-огненный пульсирующий, живой шар, и, словно испуганный олень, умчался прочь, но избежав одной ловушки, угодил в другую. А мир утонул во тьме.

Глава 4 Путешествие в Изумрудную Страну

* * *

SOS! Это говорю я, Darkhunter, и прежде всего я хочу сказать вам: «Здрасьте»!
Наконец-то у меня появилась возможность обратиться к вам, мои дорогие и многоуважаемые читатели. Прежде всего, хочу рассказать вам о моем горе.
Совсем недавно банда вандалов, состоявшая из трех человек, похитила меня и заперла здесь на этой квартире, адрес которой я сообщить не могу, так как сама его не знаю… Вернемся к банде. Они мне сказали:
- Давай уже серьезно работай над этим фанфиком, а не то…
Ну, вы поняли, что именно… Не сладко мне будет короче.
И вот теперь я, как человек, который надеется заслужить гордый титул фик-райтера, в экстренном порядке должна дописать сие творение. Вот, сижу и пишу, а у моего горла катана, грозящая мне гибелью, её держит довольно симпатичная девушка с зелёными глазами,губами слегка пухлыми, цвета спелой вишни, , и очевидно, имеющая какое-то отношение к Дальнему Востоку. А еще прямо передо мной стоит здоровенный амбал, черепушка будь здоров, груда мышц, в руке у него снятый с предохранителя пистолет, дуло которого направленно прямо на меня. Данная характеристика, конечно же говорит не в пользу этого… гражданина. Взгляд у него злобный, вид свирепый, и, держу пари, что он кайфует, думая о том, как мой мозг будет выглядеть на асфальте. ФУ! Старый извращенец! Садист!
Отрываю свой взгляд от монитора и робко и умоляюще смотрю на выше упомянутого индивида, он в ответ таращится на меня своими глазищами.
Брррр… Ёжась, жмурю глаза и с радостью вспоминаю о том, что подгузник у меня многоразовый. Ну, хоть это хорошо. А то от такого взгляда мне совсем не по себе, даже волосы на затылке зашевелились. Ве!
Далее, где-то там, на диванчике развалилась совсем невыдающаяся личность, которая растеряла последние крохи здравого смысла. Эта особа совершенно безобидна, и, судя по чавканью, что-то хавает.
Когда мои мысли отвлеклись от третьей бандитской личности, я заметила, что это огромное тело, именуемое главарем банды, движется ко мне. Так, как я не могу ничего с этим поделать, то я остаюсь неподвижной. Встав за моей спиной, слегка отстранив от меня вторую бандитку, этот… человек стал пробегать стоку за строкой того, что я только что написала.
- Почему это я старый извращенец?! – изображая невинную добродетель, заорал он.
- Потому, что я – автор, и потому, что ты и есть извращенец и садист. – несмело отвечаю я.
- Ладно, пусть извращенец. Да, называй, как хочешь! Но почему старый-то?! – возмущенно продолжал бандюга, приставив дуло к моему виску.
- А кто из всех присутствующих прожил больше двухсот лет? – нервно сглотнув, спросила я.
- Это еще не возраст. – возразил он мне.
- Да, ладно тебе! Она нам пока живая нужна. – эти слова зажгли во мне надежду.
- Караи, тебе легко говорить! Про тебя там ничего обидного не написано. – возразил Бишоп.
- Джон, это не оскорбительно для тебя, такое сравнение с её стороны наоборот льстит тебе, потому что ты гораздо хуже того, что Дарк тут написала. – парировала ниндзя.
- Мне кажется, что вы обе сговорились и решили сбагрить меня отсюда в другую часть квартиры.
- Да, конечно! – вмешалась я. – Я хочу, чтобы ты ушел, потому что твое присутствие сбивает меня с творческой волны! Из-за твоих воплей я не слышу, что мне шепчет муза! Твое присутствие сбивает с толку! Ты мешаешь сосредоточиться!
- Я тебя смущаю? Обескураживаю?
- Да…
- Девочка, я уверен, что если бы я снял рубашку, то сосредоточиться тебе было бы вообще невозможно. – самодовольно ухмыльнулся агент.
- Слушай, мачо, я знаю, что ты у нас самый-самый, но тебе не кажется, что ты слишком самоуверен, ведь ты всего лишь мультяшный персонаж… - собиралась решительно возразить я, но меня перебил радостный вопль Караи, глаза которой заблестели, как у кошки:
- Джон, а ты действительно можешь это сделать?!
- Мультяшный персонаж… - не смотря на реплику ниндзя Джон остался невозмутим. – Ты это моему пистолету скажи, и еще вот её катане. – продолжил он, указывая на дочь Шредерра, которая явно была разочарована тем, что агент не будет раздеваться.
- А еще не забудьте про меня! – сообщила Ника Блэк, появившись в дверном проеме и ненавязчиво поигрывая мясницким тесаком.
- А ты вообще молчи! – возмутилась я. – Ты всего лишь плод моего больного воображения! Захочу и убью тебя на фиг!
- Ты не мой бог! И не можешь распоряжаться мной и моей судьбой. – ответила девушка грозя мне пальцем, и уже готовясь бросится на меня. Я же в это время, естественно, пыталась найти выход. Куда? Этого я и сама не знала, но мне чертовски не хотелось быть здесь.
- Так, девочки! – вмешался Бишоп, оттаскивая Нику в другой конец комнаты. – Прекратили ссориться. Ты, - сказал он своей подчиненной, подталкивая её, - иди ложись на диван и жри что-нибудь. А ты, - продолжил мой спаситель, обращаясь ко мне, - давай пиши.
- Давай пиши, давай пиши. – пробурчала я. - Надоело уже.
- Если ты хочешь остаться со своим творением один на один, то это можно устроить. – пригрозил Джон.
- Нет-нет! – торопливо возразила я. – Лучше я буду писать.
- Правильно, будь хорошей девочкой и продолжай усердно трудиться над фанфиком.
Вот таким замечательным образом я сумела ловко записаться в это творение. Супер! Правда от этого я не стала главным его персонажем, но это все же лучше чем ничего! Юху! Какую на фиг уху? – спросите вы, но этого я и сама не знаю.
Ну, а теперь позвольте, мои многоуважаемые читатели, вернуться непосредственно к рассказу, который был так грубо прерван мною же. Я должна вас подготовить, потому что сейчас мы попадем в лес Изумрудной Страны и последуем за одним из участников описываемых событий.
Кстати, уже давно хотела обратиться к вам с просьбой: забыть про Изумрудный Город, так как он никакого отношения к повествованию не имеет и не является столицей Изумрудной Страны.
Благодарю за внимание!

* * *

Ему была привычна такая жизнь. Лес, трава, земля, мох и… …одиночество. Но оно его никогда не пугало, а наоборот, было вызволением, позволяло привести мысли в порядок, собраться с силами, трезво оценить ситуацию. Нет, определенно, одиночество – это его путь, дорога, по которой он идет к совершенствованию своих духовных и физических качеств. Он наслаждался тишиной царившей вокруг него, он вдыхал сладкие, чистые ароматы природы, его взгляд был рассеянно-сосредоточен и он с любопытством рассматривал окружающий его лес.
Всего несколько дней прошло с тех пор, как он прибыл на остров, как преследовал этих людей, видел их в аэропорте, следовал за ними в этот лес, шел за ними буквально по пятам, но как бы быстро он не двигался, все же не мог нагнать их. Это его волновало и тревожило: он подозревал подвох во всей этой кампании.
Однако эта тревога не мешала ему наслаждаться походом: он без отклонений следовал правилам бусидо. Он жил в каждом вдохе сладкого, живительного воздуха, в каждом выдохе, в каждом едва слышимом звуке, хранящего молчание, леса. Ничто не нарушало спокойствие его души, ничто не нарушало стойкость его духа. Он был камнем, который не ведает волнений и страхов, не имеет чувств и амбиций, у которого нет стремлений и желаний.
Я сказала, что ничего не нарушало его спокойствия, но это умиротворение было не совершенным. Глубоко в его душе зияла дыра, он чувствовал опустошенность, усталость. В его душе был вакуум, как в пылесосе. Ощущение незаполнености, раздробленности мешало ему, заставляло чувствовать свою ничтожность, слабость, беспомощность.
И он понимал суть всего этого. Он знал, что всему причиной его уход из дома. Там, за океаном, остались отец, братья, раненный Дони. Ему их не хватало, его не покидала тревога о том, что же с ними. Все ли в порядке? Как они там?
Леонардо с грустью вспоминал о доме, и не понимал, как мог поддаться мгновенному порыву и лететь на край света, только ради того, чтобы спасать Караи. Он прекрасно понимал, что Бишоп с Никой могли прекрасно справится и без него, но загадки, которые ему обещала девушка и неизвестность того положения в которое попала дочь Шреддера, - сделали свое дело: заинтриговали хранителя катан и заставили его податься в Ирландию. К тому же, и это Леонардо злило и пугало, лидеру была небезразлична судьба и безопасность Караи, и, он боялся себе в этом признаться, его страшила даже сама возможность того, что с девушкой может что-то случиться, что она может пострадать, что может погибнуть. Вот это и пугало черепашку в синей бандане, это было предметом его постоянного беспокойства.
Медленно продвигаясь вперед и будучи полностью погруженным в свои мысли Лео не заметил, как узкая тропинка, по которой он шел вглубь леса, стала подниматься вгору, а отслеживающее устройство на его руке замигало слабым светом. Через мгновение хранитель катан почувствовал волнение, но не сразу понял, что его вызвали отдаленные звуки, доносящиеся из-за следующего холма и явно принадлежащие не лесу, так как они были слишком резкие и громкие. Посмотрев на мигающий прибор на своей руке, лидер обнаружил, что объект, за которым он следует, уже близко. Прибавив шагу, Леонардо достаточно быстро приблизился к пригорку, и, сойдя в заросли, крадущимся шагом стал приближаться к вершине холма, так как был уверен в том, что источник непонятных звуков, бывших нецензурной бранью, находился на поляне, расположенной на верхушке пригорка. Ниндзя уже явственно различал голоса ругавшихся людей, один был мужской непринужденный и спокойный, другой – женский требовательный и настойчивый, и оба были знакомы слуху мутанта, и стали причиной его несказанной радости. Остановившись в нескольких метрах от края поляны, и оставаясь в зарослях невидимым, взору Лео предстала такая картина.
Небольшая открытая поляна, имеющая форму эллипса, на которой где-то посередине росла высокая-высокая сосна. По другую сторону от неё, метрах в пяти, горел небольшой костер, у которого лежало сухое, явно очень старое и одряхлевшее бревно, на которое прислонились пара громадных походных рюкзаков. Недалеко от этой колоды, у ствола гигантской сосны, удобно устроившись на мягком мху, что рос на земле, закинув руки за голову, лежал Джон. Одет он был… эээ… как представитель Гринписа что ли: ботинки и носки, майка и трусы… тьху ты… Одет он был в широкие и удобные шорты цвета хаки, рубашка (воротничок которой был расстегнут), была с короткими рукавами и двумя нагрудными карманами. Она была заправлена в шорты, которые поддерживались кожаным ремнем. Широкополая шляпа была надвинута на лицо, и было совсем не похоже, чтобы агент ругался с кем-то с таким безмятежным и ленивым видом. По другую сторону костра, будучи совершенной противоположностью своему патрону, находилась встрепанная Ника. Волосы собранны в тугой узел на затылке, слегка растрепались: несколько локонов, выбившись из общей копны, спадали вниз на лицо. Брови были нахмурены, над ними, как и над верхней губой блестели капельки пота. На девушке были высокие ботинки на шнуровке, мешковатые штаны со множеством карманов, майка цвета хаки на спине была влажной и эти мокрые следы формой и сплетениями напоминали собой дерево, разросшееся на спине агента от упорного труда: она уже несколько часов работала собирая хворост и рубя его жутко тупым топором.
Судя по всему, девушка была бы не прочь, чтобы её начальник помог ей хоть в чем-то, но он этому очень сильно противился и не хотел проявлять ни малейшей физической активности. В этом и была основная причина их спора, но на самом деле для Ники тот факт, что Джон не помогает ей, был лишь поводом для того, чтобы устроить скандал и снова продолжить тот разговор, который она завела с начальником в самолете. Тема этого разговора была весьма щекотливой, и глава Сил Защиты Земли всячески старался её избегать. Но теперь судя по всему этот разговор все же состоится.
- … должны сказать мне правду, - уловил окончание фразы Леонардо.
- Нет, – отвечали из-под шляпы, - ни за что.
- Признайтесь, - продолжала давить Ника.
- Не-а, - безмятежно отозвалась шляпа.
- Просто признайтесь, что вам не безразлично.
- Вы и мертвого из могилы подымите своими допросами. И этот несчастный труп убежит, только бы вас не слышать, - был ответ.
- Да что же это такое! Просто скажите: «Да мне не все равно»!
- Послушайте, дэвушка, - на букве «Э» агент сделал акцент, - замолчите, пожалуйста.
- В таком случаи, помогите мне с обедом.
- Нет.
- Да что же это такое! Вы настоящий лентяй, жмот, повеса и скупердяй! – перестав рубить хворост, разозлилась мисс Блэк.
- А вы глупая гусыня и упрямая… вечно бодающаяся, драная коза! – вскочив на ноги, заорал Бишоп.
- Деспот, тиран, изувер, диктатор!
- Да, диктатор!
- Вот вы какой!
- А вы – неуравновешенная, психически не стабильная маленькая заноза в моей заднице!
- Ах, так!
- Да! – вызывающе ответил он.
- Ну, тогда получите! – Ника швырнула в начальника топор, жаль что он не попал в цель, поскольку Джон вовремя пригнулся, и вышеупомянутый топор вонзился в сосну прямо на уровне лба главы Сил Защиты Земли.
- Ну, вы уж совсем. – Удивленно сказал агент, так как совсем не ожидал, что дойдет до насилия. И подойдя к топору, попытался вынуть его из дерева, но этого ему не удалось, хотя он дергал за ручку несколько раз.
- Да, вы за собой бы последили, - ответила ему девушка, направляясь к топору и без усилий вытянув его из сосны.
- Я его раскачал, а вы уже потом вытащили.
- Не сомневаюсь!
- А я вам говорил, что вы воняете?! – едко осведомился Бишоп.
- А я вам говорила, что вы забыли купить мне дезодорант?! – огрызнулась Ника.
- Зараза.
- Зануда.
- Задолбала…
- Засранец…
- Коза.
- Козел.
- Мегера.
- Мудак.
- Стерва.
- Сволочь.
- Саранча.
- Хрен.
- Петрушка… и фасоль, - подумав, добавил он.
- Горох.
- Фух, давайте передохнем, а то какой-то суп получается.
- Давайте лучше сразу перейдем к драке.
- Да, но сначала нужно еще немного поругаться. Начинайте!
- СВОЛОЧЬ!
- КОЗА!
- Ну, держитесь!
Не было понятно, кто нанес первый удар… Сцепившись друг с другом, как дикие звери, мужчина и женщина покатились по поляне, стараясь нанести друг другу как можно больше болезненных и сильных ударов. И вот этот комок из двух человеческих тел начал кататься по лужайке, едва минуя на своем пути препятствия: «сосна», «бревно», «костер», «свалившиеся рюкзаки», «какая-то неудобная ямка», «топор» и прочее. И тут еще эти дерущиеся, кусающиеся, царапающиеся… личности умудрились докатиться до края поляны, и, вцепившись друг в друга, покатиться по ухабистому, но пологому склону холма, поросшему колючими кустарниками. Леонардо же, наблюдавший всю эту ситуацию с другой стороны эллипса, был поражен и с грустью думал о том, как слабы, импульсивны и раздражительны эти люди, и что с таким «сплоченным» коллективом вряд ли удастся спасти Караи.
Когда выше упомянутая парочка, скатилась с лужайки и вопли их и крики стихли, Лео вышел из убежища и поднялся на место стоянки. Снял рюкзак и поставил его рядом с двумя другими, подкинул в костер еще дров, и, сев у бревна, стал терпеливо ждать. Минут через десять из леса послышалась приглушенная брань и усиленное карабканье на вершину холма слегка растрепавшихся и подбитых людей.
Первой на полянке появилась мисс Блэк, усиленно скручивавшая свои растрепанные и измазанные в грязи волосы в высокий петушиный хвост на макушке. Покончив с этим занятием, она, не замечая сидевшего у бревна черепашки, повернулась всем телом в сторону склона, и, слегка нагнувшись и поставив руки в боки, кому-то озлобленно сказала:
- И чтобы больше подобного не повторялось, – при этом она погрозила пальцем.
- Ладно-ладно, - примирительно сказал этот кто-то, громко пыхтя и с трудом ползя по склону.
- Да, чего уж там, - уже спокойно сказала агент, и протянула начальнику руку.
Схватившись за её руку, он, очевидно собираясь отомстить, изо всех нечеловеческих сил потянул её вниз, и снова повторилась сцена скатывания комка вцепившихся друг в друга людей с ухабистого склона пригорка. Наблюдавший за этой ситуацией мутант недоумевал: чего они не могут никак успокоиться? Так он и сидел, недоумевая, пока до него не дошло, что его реакция на это должна быть совсем другой. И тогда, поняв эту страшную истину, он с опозданием где-то на две минуты устало закатил глаза, глубоко вздохнул, печально покачал головой, с досадой зевнул, и презрительно фыркнув, снял со своей лапы отслеживающий прибор и забросил его в свой рюкзак.
Через некоторое время повторилась сцена усиленного карабканья на пригорок. Однако в этот раз первым вылез ужасно злой и грязный Бишоп, и, повернувшись в ту сторону, откуда только что вылез, с укоризненной и осуждением стал смотреть на Нику. Смотрел он где-то минуту, наблюдая за бесполезными попытками девушки взобраться на верх, и ничего при этом не говоря, но потом обреченно вздохнув, сказал:
- Да, чего уж там, - и протянул подчиненной руку, желая помочь ей вскарабкаться.
Когда девушка крепко вцепилась в его руку, он, резко и сильно потянул её на себя, так словно дед, вытягивающий репку. Но по инерции репка не успела вовремя затормозить и больно ударилась испачканным грязью лбом о грудь своего патрона, хотя не только лоб, но и все лицо её было испещрено темными полосками, так же как и лицо мужчины. Она попыталась резко отпрянуть, но слегка чего-то не рассчитав, упала бы и скатилась по склону, если б Джон до сих пор крепко не сжимал её руку в своей. Подтянув её к себе, он, сверкнув глазами и наклонившись к ней, так тихо и интимно, будто говорил с любовницей, но в тоже время угрожающе и сурово, прошептал:
- И чтобы больше подобного не повторялось.
Её горящие гневом глаза, говорящие о том, что она готова принять любой вызов вмиг потухли, точно угольки, и она покорно, словно щенок, опустила голову, избегая испытующего и пронзительного взгляда начальника, робко кивнула.
- Ну, вот и славно, – подытожил агент.
Леонардо, тупо глядевший в небо, разглядывая там то, что было ведомо только ему, все это время делал вид, что его здесь нет, и что он ничего не видит и не слышит, решил наконец прервать их и вмешаться в происходящее.
- Эммм… Привет, ребята, – неуверенно вывел он, поднявшись с земли.
Ника, буравящая землю взглядом и нечего не замечающая, и Джон, буравящий взглядом девушку и тоже ничего не замечавший, одновременно поёжились и вздрогнули. Девушка громко чихнула, а Бишоп, бросив быстрый взгляд на мутанта, неожиданно заорал на своего агента:
- Так вот где вы изволили гулять?! Вот какую вы вызвали подмогу?!
- А чего вы ожидали?! ВВС США?! – огризнулась мисс Блэк, потирая нос. - Извините, но это не в моих полномочиях.
- Ну, естественно! – обреченно вскинув руки, проорал Бишоп.
- Ну, естественно! – повторила его жест девушка, отвернувшись.
- Эм, ребята…
- Чего тебе! – в один голос заорали Ника и Джон, и злобно покосились друг на друга.
- Не надо ссориться. Помните, что мы здесь только ради одной единственной цели. Нам нужно спасти Караи. И если мы будем друг с другом грызться, как собаки, то ничего не выйдет. Только сплотившись мы сможем освободить её.
- Это разумно. – согласилась девушка, и протянув руку начальнику продолжила: - Мир?
- Ну, уж нет! – сложив руки на груди, он презрительно отвернулся. И тогда взору мутанта и шпионки предстала его спина с грязным следом чьего-то ботинка и вся в колючках. Ника ехидно захихикала, и Лео присоединился к ней.
- И чего это вы ржете? – раздраженно спросил Джон, развернувшись к ним.
- Нет… хи-хи-хи… Ничего… - выдавил из себя черепашка.
- У вас на спине… чья-то нога отпечаталась… - хихикнув, ответила девушка.
- Какого?.. – Он попытался рассмотреть, что там у него на спине, но рисковал свернуть себе шею, и поэтому, сняв рубашку, внимательно её осмотрел, под непрерывное хихиканье двух товарищей.
- Ну, как вам такой узор? – со слезами смеха на глазах, и содрогаясь всем телом, поинтересовалась шпионка.
- Хи-хи. – ответил Бишоп. – А как вам такой узор? – он развернул свою подчиненную спиной, и всему миру предстали штаны девушки, на которых чуть ниже пояса был грязный след чьей-то пятипалой лапы.
Сумев кое-как вывернуться и рассмотреть, что там у нее сзади, мисс Блэк промолвила:
- Ну, вы уж совсем. Что это за красотища такая?
Все весело рассмеялись и казалось, что конфликт был исчерпан, но все только начиналось.
Примерно через полчаса мир был резко расстроен. Джон, который только-только успокоился, опять вспылил, и причиной была какая-то совсем безобидная реплика Ники. Слово за слово и снова началась оглушительная ссора между начальником и подчиненной, причем оба орали достаточно громко, да так, что у несчастного черепашки разболелась голова.
- Не злите меня! – орала девушка. – Мне скоро трупы негде будет прятать!
- Да с вами всегда так! – отвечал мужчина. – Взять хотя бы того механика!..
- А что с ним?
- Он умер!
- Да что вы говорите! И от чего же, смею спросить!
- Всего от двух ваших ударов. Вы уничтожаете все, к чему прикасаетесь!
- Вы тоже!
- Я уже реально ломаю себе голову над тем: куда бы спрятать ваши трупы?
- Они не мои!
- Ясное дело. – окинув её оценивающим взглядом, отвечал Джон.
- А вам напомнить сколько раз я просыпалась от непонятных воплей, которые доносились из вашей лаборатории?!
- А, теперь, стало быть, вы решили поговорить о моих грешках. – сложив руки на груди он приблизился к ней на один шаг.
- Этот кошмар, этот садизм, эту жестокость вы называете грешками?! ХА! Как бы не так! – повторяя аналогичные действия, отвечала она.
- ХА-ХА! Не стоит переводить на меня стрелки!
- Э-м… ребят… - хотел было вмешаться Леонардо.
- ЗАТКНИСЬ! – обернувшись к нему, в унисон проорали агенты, а лидер черепашьей команды сник, и от стыда захотел утопиться.
- Вы не только жирная, но еще и суетесь своим бюстом во все щели!
Оскорбленная таким явным искажением фактов, она набрала в этот самый бюст побольше воздуха, и выпалила:
- А вы жалкий трус, параноидальный социопат, деградировавший идиот, тупиковая ветвь эволюции, конченый шизофреник и гадкий человек!
- Такая тирада, согласитесь со мной, многого стоит. – вставил свои пять копеек Лео, так как очень хотел участвовать в этом «замечательном разговоре», и буквально был заворожен таким развитием событий. – Надо будет записать это. Потом где-нибудь вверну. – задумчиво продолжил, он почесывая подбородок. – На крайний случай будет чем отчитывать ребят. – заключил мутант.
- Слушайте, вы меня уже так достали, что я не знаю: куда от вас деться? Скажите, что вам нужно, или отстаньте от меня, наконец!
- Скажите мне правду!
- НЕТ НИКАКОЙ ПРАВДЫ! И НЕ БУДЕТ! НЕЧЕГО МНЕ СКАЗАТЬ!
- Вы просто трус… жалкий и ничтожный… вы боитесь показать свои чувства и слабости. Лицемерная маска законченного негодяя, черствого сердцем и черного душой, уже прикипела к вам… - со слезами на глазах, прошептала Ника, и это уже было не желание его оскорбить, а самая настоящая констатация факта. – Что же вы так жестоки ко всем, что же вы так боитесь проявить хоть малейшую крупицу человечности? Вас что в детстве недолюбили? У вас нет сердца в груди.
С этими словами он почувствовал страх, беспредельный ужас, как тогда на эксгумационном столе в этом чертовом летающем блюдце. Он ощущал, как будто она медленно снимает с него одежду, обнажая его незащищенное тело, затем сдирает кожу и мышцы, обнажает его сердце и показывает всем, как он хрупок внутри, как он слаб и беззащитен. Она вырывает из него признание, выворачивает его наизнанку, открывая все тайны и секреты, всю боль и ненависть, всю любовь и страсть, все пороки и грехи, которые когда-то он пытался скрыть, всю грязь и отвратность его подлой души низкого, ничтожного человека.
Из самых тайных уголков его сознания она словно пыталась вынести всю грязь, всю боль, она старалась очистить его сердце от толстого слоя ила черствости и эгоизма, а душу от налёта ненависти и жестокости. Выливая на него всю эту мерзость, беспрестанно купая его в помоях его же собственных поступков и действий, она как бы давала ему возможность очиститься не с помощью забытья, но с помощью искупления и раскаянья. И было видно, что она готова нести с ним эту ношу, разделять его боль и стыд до тех самых пор, пока он не исцелится, пока не очистится морально и духовно, пока не обретет душевного равновесия. Ведь он был прекрасен где-то глубоко в душе, и просто необходимо было сорвать с него отвратительную личину, за которой он прятался. Нужно было разрушить частокол ненависти и жестокосердия, за которым таится его истинная сущность.
Но сделать подобную метаморфозу с человеком, тем более с мужчиной, может только женщина – истинная, сильная женщина, которая могла бы носить гордый титул матери всего человечества. Только женщина, наделенная Великим Даром, только женщина дающая жизнь, может исцелить и направить на истинный путь. И тогда ты словно рождаешься заново – великое чудо, рождение новой жизни – чудо, которое умеет только женщина, несущая в себе ослепительно белый свет чистоты. Священное женское начало – белое и чистое, несущее в себе прекрасную искру невинной жизни, - способно поставить на колени все империи мира.
Он был прекрасен, и она пыталась это доказать всему миру, но в первую очередь ему самому, отчаянно в это не верившему. Он ангел, а его крылья цвета сажи только потому, что засыпаны прахом и пеплом…
…Она продолжала выносить на свет все доброе и светлое из его души, смывая тем самым с него грязь и мерзость, а он отчаянно этому противился, упрямо продолжал стоять на своем. Но свет всегда восторжествует над тьмой, и его внутренний свет уже начал пробиваться сквозь пелену мрака, которой он себя окутал. И вскоре он мог заново родиться, и гордо представ перед миром, воскликнуть: «Я чист… и бел. Я прекрасен!»
Она была восхитительна, как белая роза, и опутывала его своими побегами, желая дать новый шанс. Но он не хотел этого. Не хотел подвергать себя такой страшной, как ему казалось, муке возрождения. И поэтому он всеми силами сопротивлялся, и тем еще больше затягивал обвившие его шею побеги роз.
И теперь стараясь выпутаться, Джон отчаянно запаниковал, когда Ника попросила его такую малость: сказать, что он чувствует, что думает, сказать правду. Паника и страх – два вечных спутника в этой жизни, они порождают чисто инстинктивное желание защитить себя, нанести противнику предупреждающий удар, включают инстинкт самосохранения.
- Прошу вас, скажите правду, - Ника протянула руку, но Джон испугался этого движения и отшатнулся от неё, сделал шаг назад, словно та была источником какой-то смертельной заразы. Тогда девушка хотела подойти к нему, но теперь его страх сменился уже злостью. И мужчина с отчаянным «НЕТ! Не могу», выдавшим его злость, а вместе с тем и страх, отвесил девушке звонкую пощечину.
Не каждая сумела бы устоять при таком ударе и сохранить равновесие и спокойствие, но мисс Блэк тем и отличалась от других, что с самого своего отрочества была не как все. Она лишь едва заметно пошатнулась, когда он её ударил, а выбившиеся из её хвоста локоны взметнулись и скрыли ей лицо.
Леонардо глядел на все это круглыми глазами, и время от времени переводил свой очумевший взгляд с одного агента на другого.
Прерывисто дышавший Джон еще не понял, что произошло, и яростными глазами смотрел на неё. Но потом взгляд его протрезвел, и теперь он с сожалением и стыдом отводил свой взгляд в сторону: он тысячу раз успел обругать себя последними словами за то, что посмел поднять на неё руку. Мало того, что она была женщиной, а ведь при этом она была его агентом. Человеком, на которого он всегда полагался, и которому мог доверить любое задание, не сомневаясь в том, что она его выполнит.
- Ника, я… - пролепетал Джон, и хотел, было, подойти к ней, но она, выкинув руку вперед, сделала предупреждающий и отстраняющий жест, приказывающий ему оставаться на месте, при этом ладонь другой руки была прижата к щеке.
- Нет. Не надо ничего говорить, - она подняла на его свои потемневшие, сухие глаза, а встретившись с ним взглядом, продолжила. – Сейчас я должна вам сказать. Вы не сможете слишком долго пребывать в этой шкуре, придет время и рано или поздно вы стянете её с себя. Разорвете её на куски. Вы думаете: почему я так хочу вам помочь? Почему я доказываю вам, что в вас есть что-то хорошее? – глаза её лихорадочно засверкали. - Вот вам мой ответ. Я хочу предотвратить катастрофу. У вас есть только два варианта. По одному из них вы сейчас идете. Стремительно двигаетесь к своей погибели.
Балансируя на лезвии ножа, вы ведете опасную игру. Стоя на краю пропасти под сильными порывами ветра вы рискуете сорваться вниз. Если так продолжиться и дальше, то вы совсем очерствеете. Вы умеете отключать свое сердце и мыслить и чувствовать только разумом, но это очень опасный навык. Когда-то может случиться так, что ваше сердце откажется отзываться на ваш призыв, и вы больше ничего не будете ощущать, в вашем сердце будет пустота, и если оно не заполниться, то катастрофы не миновать.
Зверь, которого вы вскармливаете в себе, уже совсем скоро будет готов выйти на свободу, он захочет вырваться из клетки, в которую его загнали. Но для вас еще не все потеряно. Еще есть время предотвратить это все. У вас еще есть время остановиться, есть шанс все исправить. Но нужно торопиться. Потому что чуть больше чем через полгода, при теперешнем течении дел, вы потеряете всё. Репутацию, положение, карьеру, власть, деньги, а, возможно, и жизнь. Либо вы очнетесь от этой жестокой реальности, сорвете с себя отвратительную личину монстра, которую вы изволили на себя натянуть, либо вы лишитесь разума, а ваша искаженная душа, изнывая от боли и муки, терзаясь пустотой и отрешенностью, отчаянно будет стремиться вырваться на волю. Вы уже не будете сознавать, что именно вы делаете, где вы, кто вы, и почему так происходит.
Вы не хотите даже самому себе признаться в правде. Сказать даже такую малость – вы просто не в состоянии. Но я вас больше и не стану принуждать. Скоро, совсем скоро все проясниться и вы либо придете и сами мне все скажите, что позволит, если не спасти вас, то хоть на год-другой оттянуть тотальный крах вашей жизни. Я знаю это. И вы должны это понимать. - не взглянув ни на кого, она резко развернулась и стремительно отправилась прочь со стоянки.
С минуту на поляне длилось молчание, и Лео, первый пришедший в себя после этой ситуации, укоризненно посмотрев на Бишопа, сказал ему с явным осуждением в голосе:
- Ну, ты уж совсем обалдел.
- Я знаю…
- Ты должен пойти за ней, и извиниться.
- Я знаю… - снова вздохнул он.
- Ну, так чего же ты ждешь?
- Д-да… - рассеянно ответил Джон, глубоко вздохнув.
- И… Вот еще. – остановил его лидер.
- Ну, что? – обернулся к нему агент.
- Ты бы рубашку надел, а то глаз кому-нибудь выколешь.
Мужчина в ответ устало махнул рукой, и вперив взгляд в землю, сильно о чем-то задумавшись, двинулся вслед за девушкой.

Глава 5 Омут

Такая жизнь была для неё просто кошмаром наяву. Она и раньше была тенью, её учили всегда быть скрытным, бесшумным, безликим призраком, и действовать только в темноте. Но это было давно, и тогда она понимала всю важность этих тренировок. Она понимала, как важно для ниндзя быть невидимкой, скрываться в тени, и это было великое ученье, это было важно. Однако, все время она боялась потерять себя, свою собственную суть, свое сознание, потерять волю и, поддавшись обольщающей и зовущей темноте, раствориться, просто исчезнуть. И вот то, что происходило вокруг неё теперь… - этого она никак не понимала. Она не могла понять суть всех этих обрядов, действий, ритуалов и жертв… Если раньше она плутала в темноте имея хоть какой-то ориентир, хоть маленький и тоненький лучик собственного разума, то теперь она блуждала в потемках без какого-либо направления, без какого-либо ориентира или света: разум покинул её.
Она была лишена собственной воли, собственного сознания. Она была игрушкой в чужих руках, марионеткой, которую дергают за ниточки, и делают с ней все, что хотят. Она едва ли осознавала, что собственно происходит. В голове её совсем не осталось мыслей, там было темно и тихо, как в яме. Как в могиле… В сердце была пустота, а в душе – черная дыра. И она не могла её ничем заполнить: эта дыра была бездонной. Не осталось никаких эмоций, чувств, ощущений, мыслей, воспоминаний. Она превратилась в безвольный, податливый овощ, и не могла ничего помнить, ничего вспоминать, не могла что-либо чувствовать или ощущать. Растворилось абсолютно все, и мир просто перестал существовать, или же это её не стало?
Ведь для неё это было ударом. Девушка утратила любое ощущение реальности. Не было ни цветов, ни времен года, ни дня, ни ночи, ни верха, ни низа, ни права, ни лева. Не было света или тьмы, не было шума или тишины. Не было… Ничего не было. И её тоже не было. И её мучителя не существовало, и вся эта Вселенная – это лишь иллюзия, мираж. Прах и ничего более.
Этого мира не существовало, времени тоже. Краски, которыми можно было бы раскрасить этот голубой шарик, тоже померкли и исчезли. Секунды перестали течь, звезды перестали светить, электроны перестали кружиться вокруг ядер атомов… Не было. Ничего не было. И быть не могло. И её самой не было.
Она была… или не была. Она находилась в небытии. В вакуумном омуте. В бесконечной, черной пустоте наполненной только звенящей тишиной. Она была во мгле. И ничего не видела. Ничего не слышала. Весь её мир поглотил мрак. Она была заключена в темноте, и отсюда не было не только выхода, но и входа. Это была безысходность. И она навеки была заточена здесь. Во тьме.
Она не смогла бы точно сказать: была она или нет, день сейчас или ночь. Не могла точно определить: где право, а где лево, где верх, а где низ. Она не могла. Потому что в этом бездонном мраке не было ничего. Ничего не было. И не могло быть. Не было. И её тоже не было.
Даже если бы она захотела, то не смогла бы вырваться отсюда. Она не смогла бы подняться и пойти куда-нибудь, да и идти здесь было некуда. Больше всего на свете она сейчас хотела уйти… но… не могла. Она не знала: были ли у неё сейчас ноги или нет? И проверить это она никак не могла. Она ничего не видела в этой мгле. Она не могла пошевелить ни единым мускулом своего тела. А было ли у неё тело вообще? Она не чувствовала ни ног, ни рук, ничего. Иногда, от осознания того, что у неё нет тела, она истошно кричала. Но у неё не было тела, следовательно, и кричать она не могла. У неё не было голоса. Ничего не было. И быть не могло.
Вокруг была только сплошная, беспроглядная тьма, а мертвая тишина… Мертвая тишина была немой, и угрожала любому звуку, уничтожала любую мелодию. Ничего не нарушало могильного умиротворения этого места. Этого небытия. Этой черной, беспросветной, бесконечной мглы, которая окутывала её разум своими отвратительными, ядовитыми щупальцами, больно жаля сознание девушки.
Не было… Ничего не было. И её тоже не было. Что эта жизнь – прах, да и только.
Она плыла… или не плыла по бездонному черному океану, а над ней раскинулся темный бархат беззвездного небосклона. Она чувствовала себя раздавленной этими двумя гигантами. Она была ничем. Её не существовало. В этой яме, на дне, под постоянным давлением беспроглядной тьмы не только находиться, но и мыслить было не возможно.
И все же она была. Где-то… Когда-то… Но она все же была. Она все еще существовала. Как-то… Зачем-то… Почему-то…
Под постоянным давлением черной пустоты ей было тяжело думать, но она пыталась. Она знала, а может быть и не знала, кто она такая. Иногда она забывала собственное имя. И не знала: как её зовут?.. Долго не могла вспомнить. И терзалась этим.
Как-то она знала, что такое существование – это неправильно, это невозможно. Каким-то образом… как-то она помнила, что это не жизнь. Жизнь не может быть такой. Есть ведь и что-то помимо этого бессмысленного и бесцельного обывания. Должна же быть у всего этого какая-то цель? Что-то должно быть. Но это что-то такое неуловимое, неосязаемое, так же как и она сама теперь.
В черном беспроглядном мраке, в вечном холодном ужасе. Здесь не было надежды. Она давно сыграла в ящик. А любой зародыш мысли не существовал и мгновения. Он просто уничтожался, не успев даже сформироваться. Но все же девушка пыталась мыслить. Это было очень сложно. Она словно находилась на грани сна и реальности, но все же знала… догадывалась, что это не может быть реальностью. Это не может быть правдой. Это неправда. Нет.
Находясь в этой полудреме, она чувствовала свою опустошенность и незаполненость. Она была пустой, она была ничем. Она была лишь сосудом, который не может и не должен оставаться пустым. Она должна быть наполнена, она должна быть вместилищем чего-то. Но чего? Она была пустой, но должна была обладать чем-то очень важным. У неё ничего не было. И быть не могло.
Иногда в этом полусне ей казалось, что она слышит голоса. Но… нет? Это всего лишь миражи. Причуды восприятия. Ей чудилось, что она видит сны. Размытые. Не четкие. Редко даже черно-белые. Это были караваны бессмысленных, неясных видений. Они проплывали мимо неё, или ей так казалось?..
Большую часть обывания во тьме она проводила в отрешенном сне. Редко посещали её сновидения. Очень редко. Она хотела бы проснуться, но не могла. Ведь когда она проснется, её не ожидает ничего кроме беспросветной вечной темноты и мертвой немой тишины. Во сне она тоже в основном видела только тьму, но это была её тьма. Знакомая ей с детства, куда она так часто проваливалась, желая забыться.
…Иллюзии. Теперь они постоянно окружали её. Она видела в своих снах великие города. Достойную и гордую, новую цивилизацию. Она видела таянье ледников. Она видела смерти людей. Она видела и не видела могучие горы, высокие скалы, отвесные обрывы… Были ли это миражи?.. Они были и их не было. Вскоре она уже начала привыкать к такому своему состоянию. Ей казалось это естественным. Почти реальным. Это была её теперешняя явь. Страх и ужас, которые холодили все её существо, теперь отступили. И она не пыталась бороться. Она не боялась. У неё просто не было сил.
Она подчинилась этой темноте, этой тишине. Неясная сеть этого места опутала её, и теперь она была пленницей. Она не могла сдвинуться с места, она не могла пошевельнуться. У неё не было сил разорвать сеть, что пленила её. Она не видела приделов окружающего её пространства. Она не видела грань. Потому что её просто не было. Ничего здесь не было! И быть не могло… И её самой не было. Не было… Её просто не существовало.
И ничто не могло пробудить её. Ничто не могло вновь вернуть ей боевой дух, ничто не могло заставить её снова бороться...
Она была поглощена неистовыми волнами немого смоляного океана. Она уже не могла не подчиниться этим убаюкивающим волнам. Её воля сломлена. Она не может и не хочет больше сопротивляться. Она готова на все. И ей даже казалось, что она уже видит свою дальнейшую судьбу. Эта судьба была ужасна и ненормальна. Но девушка была уже к ней готова. Хоть и не знала… не помнила, кто её сюда заточил: дьявол или бес, но она была готова всецело ему подчиниться.
Её заворожили… Загипнотизировали?.. Скорее нет. Она сама решилась. Она была в другом мире. В другом измерении. Здесь она принадлежала только ему. Её жизнь и её смерть всецело зависели от его решения. Может он, этот дьявол, уже отражался в глазах несчастной?.. Его глаза её манили, они приказывали и повелевали. Она чувствовала себя слабой и беспомощной перед его взглядом.
И, определенно, она была уже готова ко всему, что произойдет. Она ни о чем не жалела и не стала бы жалеть. Но… ничего не происходило. Ничего.
А она так устала от ожидания. Она была готова к похищению. Она хотела быть жертвой. Она желала, чтобы её вены наполнили огненным ядом. Она желала пасть в адский ад и гореть там в вечном огне. Готова была пойти куда угодно, лишь бы не находиться в этой черной пустоте. Она готова была стерпеть все, лишь бы только этот ужасный плен закончился.
«Возьми мое тело. Возьми мою душу. Мое сердце. Растерзай, разорви меня на части. Утоли свою жажду. Положи меня на алтарь своей жестокости. Убей меня и воскреси. Наполни мое сердце ядом. Плюнь в мою душу разъедающим огнем. Уничтожь меня, если хочешь, но только не заставляй больше так мучиться. Не бросай меня в вечную тьму. Я готова на любые страдания. Я все вытерплю, лишь бы только не возвращаться в пустоту», - думала или шептала она. А может быть плакала?..
…Ничто не могло вернуть ей дух противоречия. Но это все же было не так. Произошло что-то такое. Что-то, что не влезает ни в какие рамки. Что-то что заставило её снова бороться и сопротивляться…

…После того, как золотистый шар покинул тело Караи, она просто перестала существовать. Она не могла говорить, не могла мыслить, не могла ощущать холод или тепло, не могла двигаться, не могла пошевелить ни единым мускулом. В гниющем куске плоти, которым было её тело не осталось ни малейшего признака разума или сознания. И мы приходим к такой формулировке: в теле Караи – Караи не осталось совсем, даже маленького осколка её души. Она не была целой. Это была пустая оболочка.
Все равно, что один из элементов декора, все равно, что ваза, которую можно поставить на любой столик, и поставить в неё любые цветы или положить фрукты или еще что-нибудь с ней сделать. Или же нечто похожее на луковицу. Из неё можно сварить суп, а можно сделать салат, а можно и так съесть. Или яблоко… Ну, короче вы меня поняли. Овощем стала наша дорогая Караи. Помянем её душу. Где-то она сейчас…

…Тот самый золотистый шар, вырвавшийся из груди девушки, был ничем иным, как сознанием, душой бесстрашной ниндзя, и теперь, будучи заточенным в амулет, висел на шее мерзкого василиска, находясь у его темного сердца.
Безвольное и беспомощное лежало её тело, прикованное к холодной поверхности. Огромные пустые глаза, тупой взгляд которых был направлен прямо, были лишены всякой искры и не моргали. А на дне зрачков была видна вечная тьма. Дыхание было едва заметно… И хотя прошло уже много часов с тех пор, как произошел этот самый ритуал извлечения шара, до сих пор этот теплый труп не пошевельнулся, поскольку у него не было ничего. Никаких стремлений или желаний, никакой жизни…
Тело Караи было только маской, под которой находилась лишь пустота, оболочкой, которая могла стать вместилищем...
Не имея собственного сознания это тело не могло самостоятельно о себе заботиться, поэтому все заботы легли на плечи целого штаба негодяев, которые служили другому еще большему негодяю.
За прекрасным телом девушки ухаживали, как за Клеопатрой. Её оболочку охраняли лучше, чем золотой запас США в Форт Ноксе, ибо она была будущей матерью великого рода. Именно поэтому древний василиск хранил и оберегал её, как зеницу ока своего.
Слуги и рабы Змея ухаживали за ней: одевали, умывали. Смазывали тело и волосы мазями с удивительными свойствами, натирали кожу благовониями. Оберегали её, как хрупкую китайскую вазу. И вскоре после похищения и изъятия из груди Караи её души (и сейчас говоря о времени, я имею ввиду не недели, но считанные дни и даже часы), вскоре во влажном, душном, жарком и темном подземелье расцвел великолепный розовый цветок, – внешность девушки стала еще более прекрасной.
Не смотря на то, что её ни разу не выводили на свежий воздух, а тем более на солнце, кожа ниндзя покрылась золотым загаром, стала гладкой и матовой, а поры, казалось, совсем исчезли. Волосы, за столь короткое время отросшие до поясницы и приобретшие смоляной оттенок, струились тяжелыми локонами по спине. А глаза – два больших изумруда, оттененные черной подводкой, удивительный разрез которых был подчеркнут стрелками, - эти чудесные глаза были пусты и холодны, как безжизненные, никчемные стекляшки.
На голове была надета диадема, вершину которой венчала змея, изогнувшая свое тело и готовая к стремительному, смертельному броску. На шее лежало цельное ожерелье, сделанное из того же метала, что и диадема, венчавшая голову девушки. На руках было надето множество тонких золотых браслетов. На правом плече был надет браслет в форме змеи, которая точно обвивала своими золотыми кольцами руку. А на левой лодыжке была застегнута короткая тоненькая цепочка. Это все украшения, которые были надеты на Караи.
Одежда же состояла из двух частей. Верхнюю часть молодого тела скрывал лиф изумрудного атласа, отороченный золотой каймой, без бретелек. Между грудей ткань была стянута золотой брошью и слегка прособиралась. Нижнюю часть сего облачения составляла такого же материала, отороченная золотой каймой, юбка, доходящая до середины голеностопа и с двумя боковыми разрезами до середины бедра. Придерживалась она с помощью легкого золотого пояса. А маленькие ступни по-детски оставались незащищенными и босыми.
Все это составляло образ тела Караи таким, каким оно стало. И подобное существо было бы идеальным воплощением прекрасного и величественного, если бы не одно «но» - отсутствие в этом теле разума, души, хоть какого-то признака сознания.
Это была какая-то жуткая, жестокая насмешка над природой, над живым существом. Что могло бы быть ужаснее великолепия, идеального творения, венца природы, лишенного самого главного - разума? Это жестоко и больно…
А душа Караи была в заточении. В пустопорожнем пространстве. Где было темно и тихо, как на дне. На дне ямы. Там она и находилась. В темнице для разума. В цепях, которые невозможно было почувствовать и сломать. В тюрьме, которую нельзя было увидеть или ощутить. Там сознание ниндзя словно находилось в полусне, в забытьи. И она не могла сопротивляться. Не могла противостоять этому сну.
Но все же она, точнее другая её часть, пыталась противиться, старалась наладить телепатический контакт со своим телом. Эта часть знала или догадывалась, что где-то внутри него все еще осталось ядро – дух, фундамент души, основа, которая содержала в себе душу девушки.
Между духом и душой всегда есть прочная связь, сейчас она ослабла, но все еще была ощутима. И её Караи хотела использовать. Она хотела восстановить, вернуть свое сознание в тело, и она сделала бы это, если бы её душа не была закована в цепи, которые были крепче стали в миллионы раз.
Девушка могла бы вернуться в свое тело, ведь опыт выхода из собственного тела и возвращения обратно у нее уже был. Но из темницы для разума не так легко выбраться. Гораздо легче было бы разорвать стальные оковы, разнести каменную тюрьму, чем выкарабкаться из этой ловушки. Надежды выбиться из омута не было, но все же иногда в сознании Караи наступали такие периоды, когда она ощущала всю силу своей воли, когда душа её восставала, неистово билась, желая выйти на свободу. Именно в такие моменты ниндзя удавалось наладить контакт со своим телом, и получить от него хоть какую-то информацию, хоть какую-то крупицу сведений. Они приходили к ней в виде сновидений.
Иногда у нее появлялся слух, и она слышала, что происходит вокруг неё. Но слух не дает так много информации, как зрение, и чаще всего ей не доставляло особого интереса слушать эти отдаленные от её сознания, не особо внятные звуки. А вот снова видеть было гораздо интереснее. Хоть и смутно, размыто, но все же видеть! Видеть сны… Девяносто процентов информации об окружающей среде мы получаем именно от зрения. И Караи видела. Все эти лица, эти люди, вещи, помещения – все представляло для девушки особый, живой интерес. Было забавно осознавать, что эти люди думают, будто она их не видит, когда на самом деле она видела все, и даже больше. Ну, время от времени, конечно. И это было похоже на то, словно она неожиданно стала невидимкой.
Но больше всего её поразила одна встреча, свидетельницей которой она стала невольно, ибо не должна была, и не могла все это видеть. Однако, она всё видела, и потом, не знала даже, что её огорчило: сам факт этой встречи или же факт того, что её предали?
Да, определенно, там, рядом со Змеем, стояла… Ниндзя сначала не могла в это поверить, но сходство было очевидно. Это была она! Та самая! Те же глаза, те же губы, волосы, но такой злобный и ненавистный взгляд, который предательница бросала в сторону Караи, что несчастная, даже будучи не соединена со своим телом, начала опасаться за свою жизнь. Девушка не понимала, что стало причиной такой ненависти. Она не могла этого понять и простить предательство…Что могло послужить обстоятельством для столь жгучей ненависти?..
Довольно часто древний василиск приходил к Караи, и рассказывал ей что-то. Что-то про далекие холодные пустыни, про жару, про таянье ледников, про парниковый эффект, про свои планы уничтожения людей, про тропические леса. Про великие города змеиного народа, которые они построят. Все это девушка выхватывала из его слов, слышала обрывки его речей, но большинство из них она не могла понять и запомнить.
Не волновало её даже то, что в первые двадцать четыре часа было причиной её страха и даже паники. Она не знала, что именно не так, но чувствовала что-то совсем не то. Ей казалось, что она в огромной опасности, что у её тела отобрали что-то очень ценное, очень ей необходимое. Но она никак не могло понять: что именно? Что у неё отняли? Даже это её теперь не волновало. Ей было абсолютно все равно. Она потеряла смысл всего этого бессмысленного и бесцельного существования.
Так проходило её время. В беспокойстве, которое порой переходило в панику. В скуке от нудных разговоров тех людей, которые окружали её тело. В тоске по вольной и волшебной жизни. Так томилась её душа, и девушке казалось, что она в заточении уже много-много лет. Она уже практически перестала пытаться наладить контакты с телом, то, что вокруг него происходило – её уже не волновало. Она уже и не хотела туда вернуться, не хотела вернуться в мир, а желала лишь смерти. Лишь избавления от этой пустоты, этого полусонного состояния растения…
Но совсем неожиданно она, совершенно не по своей воле, услышала и увидела отрывок разговора. Это был первый раз, когда слух и зрение вернулись к ней одновременно. Девушка стала свидетельницей разговора Змея и Этой Предательницы, голос которой был отвратительным, хриплым карканьем.
- Они идут за ней, повелитель, - говорила эта личность, очевидно косясь в сторону Караи.
- Да. Я знал, что так и будет, - с мерзким шипением отвечал василиск.
- Люди настолько глупы, что купились на это похищение. До сих пор не могу поверить.
- Да… Наш план работает. Скоро наступит полнолуние. И основная часть будет приведена в действие. У вас все готово?
- Да.
- Нужно проверить, чтобы не было никаких ошибок. Вы ведь не передумали? Вы все еще хотите мести? – резко обернувшись, спросил он.
- Конечно. То, что они с нами сотворили невозможно простить.
- Тогда идите, и подготовьте все к встрече наших дорогих гостей.
- Естественно. – Эта Предательница скрылась из поля зрения Караи.
А злобный василиск подошел к ниндзя и сел подле неё.
- Ты уже всецело принадлежишь мне. Ты моя. И никто не сможет тебя у меня отобрать. Ты поможешь мне не только захватить этот мир, - шептал он, вожделенно глядя на её лицо и сладострастно гладя её волосы, - не только станешь моей королевой и праматерью нашего великого рода. Но ты, даже не желая того, поможешь мне отомстить моим врагам, и уничтожить их. – Он коснулся золотого медальона, висевшего на его шее, того самого в котором была заключена душа Караи. Затем, встав, он опустился на колени подле нее, и, наклонившись, поцеловал её ступню, что делал всегда, прощаясь с ней, - это был знак величайшего поклонения. Поднявшись, он тихо скрылся…
Совершенно неожиданно, как только она услышала начало этого разговора, в ней поднялась ненависть и желание немедленно наказать своих тюремщиков. Она решила бороться.
Душа девушки бесновалась. Когда он к ней прикасался, её так и подмывало плюнуть в его отвратительную змеиную морду. Но, увы, она не могла этого сделать. А когда он поцеловал её ножку, её охватило такое отвращение, что и описать сложно, и захотелось немедленно вырвать из его пасти этот ярко красный, раздвоенный язык. И этим же языком задушить мерзкого гада! Но, увы, увы, ниндзя все же не могла воплотить это желание.
Однако этот разговор принес ей надежду. За ней идут! Её хотят спасти! Она не погибнет здесь! Её вызволят из этого плена и снова вернут к жизни! Надежда есть! И она не должна сдаваться! Она будет свободной! Она обретет себя снова!
Трудно вообще описать то ликование, которое охватило Караи. Его можно сравнить разве что с радостью человека, которому сообщили, что он смертельно болен, а он неожиданно узнал, что исцелился.
Надежда возродилась, хотя казалось, что давно уже сыграла в ящик. Теперь у девушки снова было упование на жизнь – самое главное и крепкое убеждение к тому, чтобы продолжать борьбу и не сдаваться. Самое гласное убеждение к тому, чтобы жить.

* * *

Он сидел на старом одряхлевшим бревне. Рядом стояли их походные рюкзаки. На костре в небольшом котелке умиротворенно побулькивала каша – будущий обед. Теперь, когда эти две… личности покинули поляну, жить стало намного спокойнее. И это… как-то так тихо стало. Спокойно. Сыто, что ли? Гармония… Хорошо.
Вот так и сидел Леонардо, устало закрыв глаза и думая о своем. Или не о своем. А вообще черепашку очень устраивал тот факт, что эти несносные, громко орущие, шумные, дерущиеся люди наконец-то ушли. Без них ему было привольно так. Никто не затыкал ему рот. Никто не кричал, не ругался, не дрался. Одним словом: лепота.
Благодатная, благословенная тишина окружала его, ласкала его слух, и убаюкивала его. Но все же мысли в голове мутанта были довольно тревожные. Он и сам не знал, или знал, что было причиной этих мыслей. Лео пытался разобраться в себе. Но никак не мог… понять… осознать… То новое, что появилось в его душе, в его сердце. И это чувство ширилось и росло с каждым мгновением. И мутант был полностью убежден… он и сам не знал: в чем же он так убежден, но уверенность его была уже стопроцентной.
Леонардо думал о ней. Её не хватало в его жизни. Он хотел бы быть с ней всегда рядом. Оберегать её. Но она ведь не такая хрупкая, как кажется. И ниндзя это знал наверняка. Она сильная она со всем справиться. Никакие испытания, никакие пытки не смогут её сломить. Но она может быть сострадательной, она умеет жалеть. Она честна и исполнена собственного достоинства. Эта девушка горда и как бы сильно её не терзали, как бы её не унижали, она все равно поднимет голову, и в глазах её будет только презрение к своим истязателям.
- Ах… её глаза.
Взгляд Лео упал на сочные и нежные стебли молодой травы. В сердце что-то екнуло: хранителю катан вспомнились её глаза. Такие же зелёные. Такие… прекрасные. Это были глаза цвета речной воды под сенью деревьев, когда листву пронзают лучи солнца и создают волшебство. Да! Совершенно верно! Это были глаза пленительной колдуньи: они повсюду виделись ему. Омут этих глаз пленил и пленял его. Только эти глаза! Это было каким-то наваждением: даже смежив веки, он продолжал их видеть. Они становились все отчетливее. Затем появилось её лицо. Такое милое и дорогое его сердцу. Потом и все её фигура. Она была такой близкой, что ниндзя мог бы прикоснуться к ней, взять её за руку, но… Нет. Она была далека от него.
Леонардо раскрыл глаза, а видение его рассеялось. Хрупкая иллюзия исчезла, он сам её разбил. Подведя взгляд к небосводу, он, казалось, молился про себя и просил у неба помощи и совета. Лидер не знал, как ему поступить, когда он снова её увидит, не знал, как себя вести, что говорить, и нужны ли вообще слова.
Черепашка в синей повязке не находил себе места, не зал, куда себя деть. Колени его тряслись, ладони влажные, все мышцы были напряжены. Он не мог думать, но каким-то образом в его голове появлялись самый разнообразные и непонятные мысли. Иногда эти мысли были просто глупы и несуразны. Он не мог ни на чем сосредоточится. Лео не мог говорить. Ему казалось, что он погружается глубоко под воду и спасти его может только зеленоглазая колдунья. Она была нужна ему: ему было необходимо, чтобы она была рядом.
В голове начала образовываться каша. Одна мысль наталкивалась на другую, они сталкивались, разбивались и громко скандалили в голове мутанта. И теперь та какофония, которую устроили Джон и Ника не казалась ему такой оглушительной и неприятной.
Леонардо мучила неопределенность. Он не мог этого выносить. Теперь ему казалось, что его теперешнее одиночество, и эта тишина – не благодать, вовсе нет, - но проклятье его. Он не мог, просто не мог это вынести.
Она была ему необходима. Каждое мгновение, каждый день… Он будто дышал ею, и вдыхал её. Он пытался сопротивляться… Держаться от света дальше. Ведь правда. А разве нет? Но тьма поглотила его и он утонул в глубочайшем море безумия. И теперь она была нужна ему. Однако он все еще сопротивлялся. Но быть без нее было для него невозможно. Он начинал сходить с ума.
Мутант рывком встал, и начал широкими шагами мерять лужайку. В голове Лео была лишь одна мысль: «Бежать за ней. Найти её. Спасти её. Утешить и успокоить. Заключить в свои объятья. Оберегать и никогда-никогда от себя не отпускать». Ниндзя уже готов был бежать, но внезапное осознание того, что он, Лео, не сможет найти её раньше, чем он, тот самый, резко осадила его, и пригвоздила несчастного к земле. Черепашка так и осел на землю, зажав голову руками, он стал медленно и ритмично раскачиваться взад-вперед.
- Все бесполезно, – внезапно охрипшим голосом, шептал Леонардо. – Он найдет её раньше. Ему она расскажет всю свою боль, ему поведает о своих печалях. Я не успею найти её, - он не замечал, как по его щекам катятся горькие слезы разочарования, ревности и страдания разбитого сердца, все еще продолжал раскачиваться. – Это бессмысленно. Зачем я приехал сюда? Зачем последовал за ней? Почему я здесь? Ради чего? Немыслимо! Невозможно! Как я мог быть таким эгоистом. Бежать на край света. Зачем? А там, за океаном остались братья, учитель Сплинтер, раненный Дони. Они моя семья! Какого черта я тут делаю? Смею ли я вообще надеяться? На что?! – он с удивлением и даже некоторым негодованием утер слезы, и, скривившись, будто от острой боли, пошел следить за кашей.
Определенно, надо вести себя, как ни в чем не бывало. Нельзя проявлять свои чувства. Нужно научился укрощать себя и подавлять эти непонятные, бессмысленные, бесполезные эмоции.
Никто не должен узнать, что он, Леонардо, бесстрашный лидер, влюбился как мальчишка в своего зеленоглазого врага.

Глава 6

Она спешила. Ей хотелось как можно быстрее уйти. Далеко-далеко. Далеко… Очень далеко… Далеко… Далеко-далеко-далеко… Вы должны понять насколько далеко ей хотелось уйти…
Девушка шла, не разбирая дороги, цепляясь за кустарники и низкие ветки, и спотыкалась, время от времени. В ушах слегка что-то гудело и звенело. Голова кружилась, а в мозгу пульсировала тупая боль. Красная отметина на щеке горела огнем и болела.
Ника чувствовала, что на неё что-то давит, её что-то гложет… Это была вина. Она винила себя за то, что довела своего начальника до такого состояния. Она кляла себя за то, что разозлила его до белого каления, заставила его выйти из себя. Ведь ей с самого начала был очевиден тот факт, что для подобного разговора может найтись и другое, более подходящее время. Но она не могла ждать. Девушка хотела немедленно расставить все точки над «і». В ней вдруг проснулся особенно острый дух противоречия и бунтарства. Она потеряла контроль и уже не понимала, что говорит.
Но это было на неё совсем не похоже, с ней что-то произошло. Словно бесёнок, который в ней жил до сих пор проснулся от долгого сна и захотел размяться и устроить всем «сладкую» жизнь. Она жуть как захотела попортить кому-нибудь кровь. Агент хотела вызова, драки, спора. Желание знать правду и сила бойцовского духа заставили её выговорить все, что она думала, что её беспокоило. Теперь она горько казнила себя за то, что посмела сказать правду, да еще и в такое время, в таком месте... при свидетелях.
Нет, бесспорно, то, что она права, и этот разговор должен был бы состояться рано или поздно, это несомненно, но только не так. Не таким образом. Не так. Нет.
Ника причинила Джону боль, нанесла ему удар, рану, которая начала сильно кровоточить и вряд ли скоро затянется, она это знала. Но в этом разговоре подобных ран и потерь было бы не избежать. Это она так же понимала. Но… Девушка потеряла контроль над собой. Её боль и обида взяли верх над сочувствием и состраданием к этому человеку. И она захотела ранить его побольнее. Дать ему ответ, за то, что он нанес ей непоправимый ущерб, за то, что унизил её перед всеми. Ведь Бишоп сначала из практических соображений прогнал её из организации, объявил невменяемой, упек в психушку, а потом лично, применяя силу, забрал её обратно.
Он обращался с ней как с вещью, как с игрушкой: захотел – выбросил, захотел – вернул. Нике казалось, что она заложница его прихотей и страстей, его настроения и привычек: она не подозревала о тех противоречиях и смятении, тяжелых мыслях и головной боли, которые она вызывала у Джона.
Девушка чувствовала, что он хочет её сломать, она подозревала, что он неспроста так приблизил её к себе. Мужчина наверняка хотел подчинить её своей воли, сделать её марионеткой. Агент понимала, что она довольно неплохой спец, хороший солдат. И в службе она ему будет очень полезна. Но в последнее время она стала опасаться за свою психику – три месяца в палате особого назначения в психическом диспансере у чёрта на рогах – это вам не хухры-мухры, это не чаек попить. Она знала, что с ней что-то не так. Головная боль и приступы уныния – все это наводило её на нехорошие мысли. Три месяца принудительного лечения тогда, когда она была здорова – сделали свое дело. Грань её стерлась. В тесной палате вся её вселенная сузилась до размеров этой камеры. Её разум был ясен, она была здорова телом, но предательство патрона и его жестокость нанесли её душе глубокую рану. И теперь она хотела ответить.
Её желанием было нанести ему удар, которого бы он не ожидал. Ей захотелось увидеть, как он страдает и убедиться в том, что он тоже человек, что его можно ранить, можно задеть его гордость. Она решала задеть его чувства. Ей отчаянно хотелось убедиться, что он жестоко наказан. Однако агент слишком увлеклась изобличением той истины, которую её патрон скрывал, и перешла дозволенную им черту, которую он определил и запретил её переступать.
Мисс Блэк перегнула палку, она это прекрасно понимала. А еще она знала то, что теперь все её отношения с Бишопом построенные на доверии и некотором взаимоуважении разрушены. Он ведь очень подозрительный человек: его доверие и до этого было весьма хрупким, а её положение его правой руки – весьма зыбким.
Теперь всему конец. Его доверие к ней рухнуло. Стремительный взлет её карьеры можно теперь сравнить разве что с его тотальным крахом. Это был конец. Это был финиш. Их последний финал… Они очень долго наводили мосты, строили здание своих отношений на помощи и доверии, но теперь мосты сожжены, а их архитектурное творение - в огне и руине. Оно распалось, как карточный домик от легчайшего дуновения ветерка. Рассыпалось, как песчаный замок от того, что прибой размыл его основание.
«Все кончено, – подумала она, перейдя на бег. – Я хотела найти друга, а обрела врага, – ветки били её по лицу, царапали кожу и кололи глаза, но она этого не замечала. - Очень опасно связываться с таким человеком. Нужно скорее бежать… Мне не по зубам с ним бороться, я ведь уже это знаю. Я уже это проходила. Ссориться с ним небезопасно для жизни.
- Хорошо, что хоть это ты понимаешь, – раздался язвительный голос в её голове.
- Это ты? Мое второе «Я»? – Девушка резко остановилась и встала как вкопанная.
- А то! Кто ж еще!
- И зачем ты здесь? – Она в задумчивости прислонилась к дереву росшему у тропинки.
- Чтобы вбить в твою тупую голову хоть немного здравого смыла!
- Но я тебя об этом не просила! – С возражением тряхнула копной волос.
- А тебя никто и не спрашивает. Ты выслушаешь все, что я тебе скажу без пререканий и споров. А потом, когда я изложу тебе свои мысли, ты их обдумаешь и решишь, как тебе нужно себя вести и что говорить.
- Хорошо…
- Ну, ты продолжай бежать. Не стой, как столб.
- Хорошо… - Ника побежала.
- Так вот. Ссориться с ним небезопасно. В этом ты очень даже права. Ты не можешь воевать против него хотя бы потому, что он тебя старше.
- Угу…
- Он мужчина…
- Ага…
- Он твой начальник…
- Да…
- Он сильнее тебя…
- Может хватит! – Она резко затормозила и посмотрела вверх. - Я уже поняла, что воевать против него не резон.
- Прости, но мне так приятно напоминать тебе, что находясь рядом с ним, ты становишься совсем беспомощной и беззащитной. Ты боишься, что он снова запрет тебя в психушку…
- А ты, значит, не боишься.
- Я – это ты, именно поэтому я тоже боюсь и теперь нахожусь здесь, чтобы помочь тебе. Защитить тебя и обсудить нашу тактику. В поведении с ним нужна особая стратегия. Вспомни про то, что ты женщина. Будь хоть чуточку слабой и беззащитной…
- Вот уж нет! Вот уж чего и в помине быть не может! Проявить слабость! Ха! Как бы не так!
- Но нам ведь нужно как-то его разжалобить…
- Никогда и никому я не позволю себя жалеть. Тем более ему. Мне вовсе не нужна его жалость…
- Ну, хорошо. Ладно. Это пока оставим. Но все же нужно хотя бы притвориться, на время. Он ведь задел твою гордость, он оскорбил тебя. И раз ты не хочешь играть роль слабой и беззащитной, то тогда нужно разыграть кой-что другое…
- Я вся внимание.
- Чувства вины ему не избежать. Он наверняка отправился разыскивать тебя. Скоро он приползет сюда на коленях с покаянием в своем поступке. Он будет умолять тебя, и просить о прощении.
- Бишоп на коленях?! Это что-то новенькое! Но я сильно сомневаюсь в том, чтобы он так сильно сожалел, что приполз бы вымаливать прощение. Это на него совсем не похоже, этого он никогда не сделает. Ты ведь знаешь, что у него за принцип.
- «Лучше просить прощения, чем разрешения»?
- Да. Но, тем не менее, он еще никогда ни перед кем не падал ниц. Тем более перед женщиной… Он никогда и ни за что не умолял простить его. Его извинения всегда носили чисто формальный характер и для него это были лишь слова, хотя и очень задевали его непомерную гордость. Не опустится он на колени и сейчас.
К тому же, когда он просит прощения, то делает он этот так, как будто это ты перед ним виновен, и ты должен просить прощения, а не он. Он делает так, что ты чувствуешь себя виноватыми еще и должным ему.
Нет, он никогда не станет просить у меня прощения. Тем более на коленях.
- Я уверенна в обратном. Но, как бы там ни было…
- Я думаю, что мне следует бежать немедленно.
- Ты очень сильно ошибаешься. Не смей трусить. Не ты должна бежать, а он. Пусть он стыдиться того, что сделал, будь ему напоминанием этого, но не опускайся до лицемерия и лжи. Будь честна, но строга. Не прощай сразу. Поторгуйся немного.
- Что?! – снова резкая остановка.
- Да не вставай на дыбы! Ведь он в любом случаи должен будет как-то загладить свою вину. Естественно, и наверняка, что он сам тебе это предложит.
- Уверенна?
- На все сто.
- Ну, я думаю, что, в любом случаи, лучше с ним сначала объясниться. Удрать всегда найдется возможность. Я права?» - но внутренний голос и второе «Я» уже исчезли из головы Ники.

Совершенно неожиданно для самой себя, девушка почувствовала острый и неприятный толчок. Головной мозг резануло болью, а раскаленное железо пронзило спинной; сознание полоснул тупой нож, и она поняла, что это ощущение никак не связано с тем, что с ней совсем недавно сделал Бишоп. Это было что-то иное. Что-то определенно было не так. Что-то не в порядке. Внутри у неё что-то оборвалось. Быстро и резко подскочила температура: кровь кипела, сердце гулко и часто стучало, началась тахикардия, боль в мозгу пульсировала. К горлу подступила тошнота, а живот болел так, словно его кто-то решил раздавить. Эта боль была едва неописуема…
Оглушительный выстрел прогремел, разорвав барабанные перепонки. Сложившись пополам, девушка пыталась разглядеть место, откуда стреляли, однако не сразу сумела осознать, что это происходит в её голове.
- Что же это со мной? – вслух прохрипела Ника и была неприятно удивлена слабости своего голоса.
Изнемогая и почти теряя рассудок от нестерпимого страдания, девушка медленно опустилась на землю и, плотно прижавшись к ней, молила остановить эту боль.
На глазах выступили слезы, но сжав волю в кулак, закрыв глаза и сцепив зубы, она начала ждать, пропуская минуты через солнечное сплетение. И вскоре агент стала преодолевать свои муки и забывать о них.
Через какое-то время случившийся с Никой пароксизм прекратился. И наша злодеиня, точнее злодейка встав и, выпрямившись во весь рост, поспешила вглубь леса, желая оказаться как можно дальше от всего мира.
Усталая от долгого и утомительного бега, она решила немного передохнуть. Однако, отдохнуть ей не удалось, поскольку внимание девушки привлекло пение птиц и внезапная свежеть чувствующаяся в воздухе. И Ника пошла дальше по тропинке, которая теперь сузилась и начала уклоняться книзу. Вскоре агент вышла к широкому броду, посреди которого было разбросано множество лениво лежавших валунов обросших водорослями и мхом, а некоторые «молодые» камни были совершенно гладкими и голыми. Вода врезалась в них, покорно и смиренно растекалась в стороны от этих гигантов. Речное дно и земля вокруг были усланы крупной галькой, поэтому вода была прозрачной и кристально чистой. Противоположный склон находился на довольно большом расстоянии от своего собрата, отделен от него рекой и был не особо пологим, даже скалистым, но забраться на него было возможно, тем более, что между деревьями и кустами папоротников, которыми он был утыкан, зоркому глазу путника довольно отчетливо виделась тропа.
Это речное плато было хорошо защищено с восточной стороны: по левую руку, метрах в ста – ста пятидесяти от места, куда выводит дорожка, находился высокий, но не шумный водопад. Вода после него медленно, с нежным журчанием, которое было подобно колыбельной, текла по броду. Далее стезя воды сужалась и становилась более глубокой, но это было уже за пределами плато. Там река уже держала путь на запад, к великим и могучим водам старика-океана.
Глубоко вздохнув, Ника подошла к броду и, присев, зачерпнула студеной, словно из ледяного источника, воды. Слегка вздрогнув и неожиданно нежно улыбнувшись, девушка выпила содержимое своих ладоней сложенных в пригоршню. Затем она с видимым удовольствием умылась. Достав из-за халявы высокого ботинка небезопасного вида кинжал, девушка вынула из его рукоятки плоский предмет, ярко сверкнувший в лучах полуденного солнца. Поднеся его к своему лицу, она взглянула на ровную и гладкую поверхность предмета, оказавшегося зеркальцем, поскольку в нем отражалось лицо Ники, порозовевшее от долгого бега и холодной воды. Однако это не могло скрыть большую красную отметину, красовавшуюся на щеке агента.
А зеркало сияло каким-то дьявольским светом. Любого другого человека оно привело бы в ужас: этот круглый, неизмеримо глубокий глаз, мог сразить наповал. Это зеркало было каким-то диковинным: необыкновенно прозрачное, с красно-коричневым золотистым отливом, оно создавало вокруг лица мягкие тени и таинственный ореол.
В зеркале Ника увидела зеленоглазое существо, похожее на идола. Пристальнее вглядевшись в свое отражение, она с явным осуждением, сказала вслух:
- Дней два не сойдет… - критически осмотрев свой внешний вид, произнесла мисс Блэк. – Ассс… - поморщилась девушка, прикоснувшись к болевшему месту и резко отдернув руку. – Что ж… Видимо, такова уж моя доля, раз я стала агентом невменяемого психа-маньяка, который по ночам препарирует невесть что в своей лаборатории… Хм… - достав из кармана небольшой носовой платок, она намочила его в ледяной воде брода и, как следует выкрутив, приложила его к красной метке. – Кстати о психах… - задумчиво протянула она, глядя в зеркало. – А впрочем не важно. Ну, что ж… Теперь мне можно и позывной сменить. Агент «Меченая». Это звучит… - Она посмотрела в глаза своему отражению, и моментально переменилась, – странно…
Поняв, что избежать отека и даже синяка не удастся, и осознав всю бесполезность своих действий, Ника, попутно засунув платок в карман, выпрямилась и пристально посмотрела в сторону противоположного склона, при этом она не заметила, как зеркало выскользнуло из её руки и с тихим звоном опустилось на камни. Однако, посмотрев вниз, она его обнаружила, но решила не поднимать: подумав, что здесь это зеркало будет целее… Ну, по крайней мере на это небольшое время, пока она не завершит то, что задумала. Быстро расшнуровав свои ботинки, сбросив их, и стянув носки, девушка закатила штаны до колен и… Живо помчалась в неглубокую, но ледяную воду брода.
Она резко остановилась уже где-то посредине брода. Это был шок и радость неизвестного и необычного, словно она только-только увидела мир и по-настоящему ощутила его. Этот её поступок был неожиданным: она не подозревала, что способна сделать нечто такое опрометчивое, как сломя голову бросится в ледяную воду ирландского… да и любого-другого брода. А он стал глубже, Ника это прекрасно почувствовала, так как если раньше вода была ей по щиколотку, то теперь она уже доходила до колен. Едва чувствуя окоченевшие ноги, агент обернулась, и внимательно посмотрела на оставленный ею берег. Там её ничего не держало: она не хотела там оставаться. Затем девушка посмотрела вперед, на тот, другой склон и её казалось, что за ним будет другая, лучшая жизнь. Ей казалось, что только за этим холмом жизнь для неё и начнется.
Она стояла неуверенная. Это был решающий момент: идти вперед или же вернуться назад? Совершенно неожиданно в ней проснулось любопытство и желание знать, поэтому, отбросив любые размышления и глядя только вперед, девушка двинулась в сторону противоположного склона. К новой жизни, к будущему, а прошлое – долой. Но ей еще предстояло перейти вторую половину брода…

Это был конец. Это был край. Финал. Финиш… Это был противоположный берег брода и он находился всего в шаге от нее.
Ника, все еще стоя в проточной ледяной воде, в последний раз обернулась к противоположному берегу и внимательно и протяжно на него посмотрела, словно прощалась с ним навсегда и хотела запечатлеть в памяти все детали. Потом взгляд её вернулся обратно. Глубоко вздохнув, она вышла на берег прогретой солнцем гальки.
Совсем не чувствуя ног она побежала прочь от брода. Вскоре она была уже у подножия холма. Отыскав тропинку между деревьев, девушка прошла по ней босыми, раскрасневшимися и онемевшими от воды, ногами.
Ника дышала глубоко и спокойно: чистый и свежий воздух живил её, придавал сил и переполнял ощущением трепетного чувства неизвестности. Легкая, даже неземная улыбка нежной юности играла на её губах. Она уже простила и забыла все: вода смыла все её уныние и впитала всю её боль. К девушке вернулся вкус жизни, и теперь она жила каждым вдохом и каждым шагом… А походка её сейчас была легка и невесома, девушка чувствовала себя перышкам и ей казалось, что она вот-вот воспарит над землей.
Казалось, ощущение радости и спокойствия духа в этом лесу ничто не могло прервать…
Ника резко остановилась. Глаза заблестели фанатичным огнем, на лбу образовалась хмурая складка, а в голове засела навязчивая мысль, что здесь кто-то есть. И от неё невозможно было отмахнуться, она засела в мозгу агента занозой. Девушка знала, чувствовала присутствие кого-то чужого, но знакомого существа. И это было странно. Это было почти невероятно. Этого просто не могло быть.
Взгляду её предстал большой и плоский кусок скалы, лежавший на крутом склоне, несколькими шагами ниже тропинки, и образовавший ровную и гладкую площадку метра полтора в поперечнике. Прямо посередине этой площадки находилось светлое пятно: очевидно кроны деревьев не смыкались над этим местом. Именно поэтому прямо в середину камня падал столб солнечного света.
Аккуратно и тихо, едва касаясь земли, девушка подошла к этой скале. Опираясь на одну ногу и присогнув в колене другую, она, сохраняя таким образом равновесие на отлогом склоне, слегка наклонилась вперед и внимательно посмотрела на лежащее перед нею. Робко и неуверенно она протянула руку вперед, желая дотронутся до гладкой поверхности камня, но долю секунды ею владело сомнение и нерешительность. Однако, поборов их, Ника медленно провела рукой по скале.
- Это священное место, - едва слышно сказала она. – Здесь я смогу найти тебя.
Ничего больше не сказав, она села, скрестив ноги, прямо посередине площадки оказавшись в столбе света. Положила руки на колени. Слегка сощурив глаза, Ника посмотрела вверх, потом по сторонам. И, не увидев никого рядом, медленно и спокойно опустила веки. Дыхание её сделалось ровным и едва заметным, пульс начал замедляться и сердце стало неторопливо заглушать свое биение.
Ника впала в транс.

Глава 7

Да, Ника впала в транс.
По мере того, как дыхание её становилось все глубже и незаметнее, сердцебиение медленно начинало сходить на нет, душа девушки росла и ширилась, ярким светом божественной искры она пыталась вырваться из стеснявшей её оболочки. Для души тело было крепостью, вместилищем, но и тюрьмой, темницей, не дававшей глубоко и свободно вздохнуть, расправить крылья и полететь. Туда. Высоко-высоко. И далеко…
Бренная оболочка – это то, что является человеческим проклятьем и благословением. Именно тело говорит людям об их божественном происхождении, о том, что они являются частью Великого Разума Творца, и Его продолжением. Но, увы, плоть так же есть проклятьем, ибо множество пыток придумали люди, чтобы измучить, искалечить себе подобных и тем самым подвергнуть их болезненным и страшным мукам, а самим упиваться болью и страданиями своих жертв. Да, множество способов придумали люди: проституцию и рабство, воины и геноциды, чего и говорить о социальном кастовом обществе, которое изобрела горстка самодовольных и чванливых людишек, вдруг решивших, что они имеют право пренебрегать Законом Божьим и разделять людей на «низших» и «высших». Но ведь все мы внутри одинаковы и будь у нас у всех одинаковые условия и воспитание, и тогда мы были бы одинаковыми – мы были бы людьми…
Душа Ники – платиново-прозрачная сущность, имеющая форму эллипса, многократно увеличивалась, развертывая свои светло тканные складки, она пыталась вырваться прочь из содержащего её сосуда и полететь в небо. Однако полностью душа девушки все же не смогла освободиться: Ника этого ей не позволила, только крепкая серебряно-золотистая нить соединяла теперь парящий над землей и лесом дух агента и её тело. Эта нить вела к основе духа, к его оплоту и фундаменту, который находился в теле девушки и удерживал душу во плоти.
Не понимая и не принимая этого непонятного препятствия душа резко рванулась ввысь, желая навеки отделиться от тела, воспарить к величественной и прекрасной синеве высокого кобальтового неба и присоединившись к детям эфира, утонуть в их блаженном пении и самой петь вместе с ними. Много же сил пришлось приложить, чтобы она не порвала тонкую, как паутинка, но прочную, в миллионы раз прочнее стальной нити, связь с телом. Душа, робко вернулась на то место, с которого началось её путешествие. Словно какой-то инстинкт подозвал её назад. Трепетая и дрожа в лучах небесного солнечного света, душа на мгновение замерла. А потом начала удлиняться и принимать форму кристалла, при этом она вращалась вокруг своей оси с невероятно большой скоростью, расплываясь и превращаясь в яркое эллиптическое пятно.
Вскоре это пятно стало замедлять свое кружение, пока совсем не остановилось и миру предстала светлая фигура напоминающая собой живое, человеческое существо. И чем-то обновленный вид души внешне напоминал тело, которое она только что покинула. Лицо, руки – все это было у них общим… Это был Ника, это была её душа, её сознание, вышедшее за пределы тела.
С презрением она посмотрела на свою жалкую и ничтожную земную оболочку, и слегка передернув прозрачно-платиновыми плечами, улетела ввысь, не желая более видеть удерживающую её тюрьму.
Поднявшись высоко-высоко вверх, она резко развернулась и промолвила:
- Я чувствую тебя. Я тебя вижу. И ты – корень всех зол. Покажись мне. – Пред ней разверзлась гудящая и темная воронка, из которой исходил неестественный свет, она стала её затягивать. А Ника зная, что в таком виде ей ничего не грозит, не сопротивлялась и покорно последовала за потоком черной материи.
Дальше то, что с ней происходило нельзя описать. Ибо это не подвластно никаким словам.
Это были какие-то обрывки. Видения или иллюзии – она не могла бы точно сказать. Миражи.
Глазам её предстали наводнения, разруха, катаклизмы, землетрясения и еще бог весть какие ужасы: от одного созерцания этих событий волосы седели и становились дыбом. Разрушенные города, пыль, прах, пепел… Серость и ненависть. Смерти людей. Боль, страх, паника, кровь, жестокость, несчастье… Одичавшие и деградировавшие создания, с безумным взглядом. Ужасно! Вся поверхность земли стала одной большой могилой. Непогребённые трупы, гниль, разложения, вонь… Что стало с такой прекрасной и живой планетой? Взгляду представали живые и неукротимые стихии. Брызги холодной воды, комья грязи и земли, раскаленную лаву – все это и многое другое душа девушки болезненно ощутила на себе в мгновенье. Но это не заставило её физически страдать – она была бестелесной сущностью.
Хоть она и не была полной, хоть у неё не было тела, но солнце, яркое, неестественно большое, больное солнце больно жгло её. Приносило нестерпимые страдания: ведь ощущения не очень приятные, когда твое слабое существо немилосердно палят лучи жестокого небесного светила…
Больше её поразило и ужаснуло то, что она увидела немного времени спустя. Змеи… Огромные змеи, похожие на людей-мутантов… Они вылезали из глубинных недр земли и… О, что за ужас! Мерзость! Эти твари, не имея другой пищи, пожирали трупы людей, отрывая от них куски! Чистильщики! Низшие создания, отвратительные твари, которые освобождают планету от последних следов рода человеческого.
Они были повсюду!
Она стояла на краю котлована, на дне которого была могила. Братская… Там в глубине происходил пир. Пир торжествующего зла уничтожившего людей. Да, здесь этим тварям было чем поживиться. Больно и невыносимо ей было смотреть на все это… Со вселенской болью и скорбью в глазах, вся одетая в белое, она пошла по грязи и мерзости не касаясь её. Она спускалась вниз, к ним. С отвращением её душа проходила мимо пожиравших плоть змей. Она не останавливала их, так как понимала, что это невозможно. Однако, сцена, которую она увидела позже, заставила её всем своим существом воспротивиться этому.
Взгляду её предстал труп женщины умершей моментально… и недавно. К груди несчастная прижимала маленького ребенка. Тот был еще жив и, уже устав кричать жалобно хныкал. Группа змей подбиралась к ним, очевидно собираясь поживиться. Но нет! Она не позволит этому случиться.
- Уйдите! – властно приказала она, глядя на змей, и предупреждающе выбросив руку вперед. Но они не могли её заметить, ведь она была лишь призраком теперь. – Прочь! – она пыталась отогнать их, но все было бесполезно, – они подобрались к трупу матери и к ребенку, вырвав малыша из смертельных объятий матери, принялись за кровавую трапезу. Раздался последний жалобный крик невинного, несчастного существа. – Прочь! Уходите, - что было сил кричала она, на глаза навернулись слезы. Но она была лишь душой без тела. Девушка ничего не могла с этим поделать.
Картина сменилась. И каким-то подсознанием она сумела понять, что это петля в прошлое, что именно с тех событий, которые сейчас происходили у неё перед глазами, и начинается все это. А происходило следующее. Она видела, как какая-то сумрачная особь в длинном балахоне с широким капюшоном поглотила душу Караи. На жестком металлическом столе осталось только обнаженное тело ниндзя, душа же была насильно отобрана у неё. Монстр, сделавший это, ушел, а на его место пришли другие. Зловещие, таинственные… и отвратительные: от них разило смертью и кровью. С бесчеловечной хладнокровностью они разрезали туловище девушки от груди до лобка, вскрыв тем самым её брюшную полость. Ника блеклым привидением отвернулась, она хотела уйти, но не могла. Все же хоть она и не видела то, что происходило, но отчетливо представляла все это себе мысленным взором, что было еще хуже. Просто невыносимо, немыслимо, бесчеловечно, жестоко и ужасно.
И тут Ника неожиданно почувствовала, что может закрыть глаза. Она как никогда ощутила руки, ноги, все тело… Открыв глаза, она увидела все с поразительной четкостью и яркостью… Все было таким необычным и новым, словно она никогда раньше не видела мир… Взглянув вниз, она чуть было не закричала от ужаса, но вовремя поняла, что не может, поскольку у неё хоть и есть тело, но нет голоса: это тело не принадлежало ей полностью, оно было вместилищем еще одной, почти родной ей души.
Она сама была в балахоне. Она была одной из этих мерзких тварей! Руки были затянуты в латексные белые перчатки и держали окровавленный поднос, на котором находилось нечто. Не сразу можно было догадаться, но все же потом сомнений не оставалось. Это был… Они вырезали у неё изнутри… Ужасно! Мерзко! Жестоко! Бессмысленно! Обреченным и жалким взглядом кающегося предатели и иуды Ника посмотрела на тело Караи, которое эти мясники уже зашивали с удивительной ловкостью: без швов и отметин.
- Прости меня, - все еще держа поднос, попыталась прошептать она, но не могла.
- Госпожа, - обратился к ней один из… палачей. А душа Ники, находясь внутри тела, забилась в страхе и ужасе. - Вы должны немедленно доставить поднос в Сад Жизни.
- Конечно. – ответила она хриплым и отвратительным голосом, похожим на карканье вороны.
Снова поток мыслей, видений и чувств захватил её и понес с собой. Иллюзии… Причуды восприятия…
Одно мгновенье она была в пышных покоях достойных Клеопатры. Но и одного мгновенья было достаточно, что бы увидеть целиком такую картину. Среди золота и драгоценностей, старинных ваз и шкатулок, роскошных предметов мебели и обихода стояла… она. Караи… была такой прекрасной, но ненастоящей, искусственной и лживой! Это была вовсе не она - не было живого блеска в милых изумрудных глазах. Волосы потемнели – стали чернее угля. Кожа неестественно гладкая и лишенная пор была покрыта золотым загаром. Стоит ли говорит о нескромном, но дорогом наряде, который смотрелся насмешкой на фоне широкой, изумрудного атласа мантии, что развевалась за её спиной? Такой открытый наряд постеснялась бы надеть даже самая развратная и бесстыдная женщина в мире.
С самого первого взгляда становилось понятно: это была богиня. Жестокая и бессердечная. Наглая и злая. Эта особа совсем не была похожа на настоящую Караи. Нет! Это была не она.
Однако взгляд безжизненных и пустых глаз был чем-то знаком… Но… Что это за отвратительная рептилия? Мерзкий черный змей крепко и любовно обвивал стройный стан девушки.
Что это?
Ника увидела, как в глазах богини застыли слезы, и, немного задержавшись, две крупные слезы похожие на жемчужины, медленно стекли по щекам и повторили контур шеи. В теле была душа настоящей Караи?! Но, что с ней сделали?!
Агент хотела подбежать, схватить её за руку, заглянуть ей в глаза. Она надеялась увидеть там что-то родное и близкое, что она читала в глазах своей подруги, но… Она была лишь душой, а это – иллюзией… Черная воронка снова засасывала её.
Душа почувствовала резкий о болезненный удар оземь. О твердую каменную поверхность.
Она очнулась. Она лежала на холодном каменном полу в темном, душном и влажном подземелье. Она была одна. Какой-то мутный, отвратительный свет разливался сверху. Она была слаба и беспомощна: жалкое, ничтожное, никому не нужное маленькое существо, забытое всеми под стулом на запыленном полу. Тело её было грязным и голым. Глаза её были закрыты, но она отчетливо представляла все окружающее её пространство. Носом она могла ощутить отвратительный запах, наверняка присущий всем сырым подземельям. Обнаженным телом, она чувствовала холодную и твердую поверхность плотно уложенных каменных плит. Слух её улавливал отдаленное и монотонное капанье воды с потолка на пол. Однако ни какого другого звука она не могла различить. Кроме нее здесь не было никаких живых существ. Робко и неуверенно, все еще держа глаза закрытыми, она протянула руку вперед и нащупала грубую и жесткую материю, а еще какую-то веревку. Открыв глаза, она угрюмо осмотрелась по сторонам: взгляду предстала мутная, отвратительная картина зловещего и мрачного подвала. Сев, она первым делом поднесла руку к глазам в отвратительном тусклом свете, источник которого определить не представлялось возможным, рассмотрела свою конечность. Да это была обыкновенная пятипала человеческая конечность, это была её рука, но с грязными ногтями, жесткими мозолями и непонятными ранами. Смирившись с такими делами, она прикоснулась к голове и обнаружила вместо длинных, шелковых волос какие-то короткие слипшиеся обрубки. Это было некрасиво. Пожав плечами, она с покорностью судьбе, взяла оборванный и страшный, грязный кусок грубой ткани. Кое-как обвернувшись им, она закрепила его на талии веревкой, словно какой-то неведомый инстинкт естественной человеческой стыдливости заставил её прикрыть наготу.
Затем она попыталась встать на ноги. Не сразу ей это удалось. Тонкие, худые и жилистые они выглядели отвратно. Истончённые мышцы прилипли к костям. Колени подкашивались и дрожали. Ухватившись за стенку, она сумела удержаться в вертикальном положении. Обреченно и тоскливо посмотрев вперед, она обнаружила цель, к которой должна была продвигаться. Где-то невдалеке виднелся красноватый огонек. Она прохрипела, и слабым голосом, отдалённо напоминавшим человеческую речь, что-то пробормотала о том, что ей нужно туда добраться. Едва передвигая ногами и хватаясь за стены, она медленно пошла вперед. Вскоре мышцы разогрелись, колени перестали дрожать и подкашиваться, она почувствовала себя более уверенно и смогла уже идти без поддержки стен.
Через время в подземелье произошли энные перемены. Мутный свет исчез и вместо него, то там то сям на стенах появились фигурные подставки, в которых находились небольшие, дающие немного света факелы, светящиеся зловещим красноватым пламенем.
Она была уже у цели. Она это чувствовала. Она это знала. Эта мысль неотрывно преследовала её. Совсем скоро. Вот-вот. Вот тут…
Она очутилась в полной темноте. Последний факел зловещего, но все же света остался далеко позади.
Она о что-то споткнулась и упала. Нащупав руками это нечто, оказавшееся ступенькой, она поднялась на неё. Потом еще на две. Тут она снова чуть ли не упала.
Неожиданная вспышка красноватого пламени чуть не обожгла ей лицо, но в это малом свете она смогла разглядеть ужасное лицо, которое находилось чуть ли не в двадцати-тридцати сантиметрах от её собственного лица. Она стояла едва ли не нос к носу с этим существом.
И хоть свет, освещавший всю эту обстановку был очень тусклым и неясным, душа Ники все же смогла рассмотреть глазами своей теперешней бренной оболочки это чудовище.
Кожа папирусного цвета, почти просвечивала на высоких скулах и принимала неприятный оттенок в играющем пламени красного света. Из-под просторного капюшона мантии темной материи смотрели страшные, до седых волос, яркие, до боли в глазах, остро пронзающие до глубины души, глаза древнего василиска. Он криво и зловещее ухмыльнулся.
Душа в страхе попятилась назад, пытаясь отойти от него и спотыкаясь на ступеньках.
Красный свет стал еще ярче, и взгляду предстал просторный подземный зал. На возвышении, к которому вели три ступеньки стоял величественный трон какого-то поверженного царя. И эта мерзкая тварь восседала на этом троне.
Все еще пячась назад она споткнулась и упала на морду.
Тогда василиск встал и откинул капюшон. Широко раскрытым глазам души, которая все еще сидела на полу, оторванным от пола предстал этот монстр во всей его красе. Морда у него была плоская, змеиная. Рот широкий, с тонкими поджатыми губами. Нос прямой приплюснутый, переносица очерчена слабо, ноздри узкие. Редкие волосы тускло-золотого цвета были собраны в хвост, который спускался до лопаток. Был он каким-то больным и безумным. И с трудом держался на ногах.
На его руках палача она заметила длинные и, как будто стеклянные ногти – настолько они были гладкими и блестящими. Опустив взгляд к его ногам, девушка увидела большого черного змея, лежавшего до этого на ступеньке и теперь поднявшего голову и устремившего свой взгляд на хозяина. Она прочитала молитву и удивилась, как это она умудрилась не наступить на это существо в темноте, когда поднималась по ступеням.
Вернув взгляд к василиску она пристально посмотрела на него. Очень высокий, но хрупкого телосложения. Был он каким-то больным и безумным. И с трудом держался на ногах. Наверное.
Змей ничего ей не сказал, а только махнул рукой и из ниоткуда появилась – Она. Зло, которое не уничтожить. Его помощница и соратница, пустившая в свою душу и сознание это мерзкое создание. Однако, она состарилась и изменилась: волосы были не такими густыми, как было на памяти Ники, глаза не были такими яркими.
- Ты ведь все уже поняла? – хрипло спросила девушку Предательница, и ответом ей был утвердительный, но исполненный презрения кивок: душа чувствовала свою слабость и не хотела её обнаружить перед врагами.
- Тогда можно начинать. – сказал василиск, и повелительным взглядом посмотрела на свою подручную зверушку.
Черный змей взвился высоко вверх и, раскрыв пасть, показав два длинных и отвратительных зуба, зашипел.
Девушка понимала, что бежать ей здесь некуда, а по сему, только внутри все сжалось в комок, внешне же она оставалась невозмутимой. А змей, немного покачивался, словно исполнял какой-то обряд. Василиск и предательница оставались недвижимыми статуями на своих местах. Черное пресмыкающееся совершило небольшой, завораживающий жертву виток, и стремительно набросилось на душу Ники, но прежде чем оно сумело обвить её своими кольцами, в происходящее вмешались силы проведения.
Откуда-то сверху, на душу упал яркий источник света и она стояла словно в лучах прожектора. Потом этот свет резко поднял её ввысь, унося куда- то далеко. Все это произошло за какое-то мгновение, поэтому никто из злодеев не смог ничего предпринять.
А душа Ники парила, стремительно мчалась куда-то сквозь туннель света. Скоро она осознала, что не летит, а падает. Из её горла вырвался высокий и протяжный птичий крик. Удар о какую-то белую поверхность и жесткое падение. Они оригинально закончились для души потерей сознания.
Она очнулась. И сразу почувствовала, что ей тепло, хорошо и спокойно, словно она в руках нежной и любящей матери. Открыв глаза, она обнаружила рядом с собой причудливый и непонятный предмет, сев, она взяла его и внимательно рассмотрела. Длинная цепочка, и маленькое металлическое коло, к полюсам которого была прикреплена вращающаяся деталь на которой держались маленькие песочные часы. Одев этот предмет на шею и спрятав его за пазуху, она осмотрелась.
Все здесь словно было сотворено из чистейшей, светлой энергии, белой магии. В этом месте царили покой и умиротворение. Пол был устлан большими плитами из чистейшего мрамора. В нем не было ни единой темной полоски или оттенка. Здесь ровными рядами стояли высокие, упирающиеся прямо в небо, колонны, которые поддерживали невидимый свод Залы. Казалось, что в зале нет стен. Куда не бросишь взгляд – везде видишь уходящие вдаль белоснежные, мраморные аллеи опор неба. Здесь не было ни души, и совершенно тихо, как в соборе. Словом пустота. Кроме мраморного пола и таких же, красивой резьбы, колонн – в этом месте решительно не было ничего.
Неожиданно появившийся из ниоткуда маленький человечек с колкими глазами и кустистыми бровями грубо сказал Нике:
- Уходи немедленно. Тебе здесь не место. Смертным нельзя здесь находиться.
Вскочив от неожиданности, девушка вежливо ответила:
- Я уйду, если вы покажите мне дорогу.
- Я тебе что, проводник? – он вперил в неё буравящий взгляд колких глаз. – Ладно, так и быть. У тебя есть благословление Судьбы. Ты должна будешь помочь нам там, на Земле. Идем.
Стоило им ступить шаг, как они уже оказались у выхода. Нике это перемещение показалось моментальным, как вихрь. Небольшая резная дверь с иероглифами вела назад. В реальный мир.
- Твоя судьба тебе ясна, но помни, что у тебя есть и мое благословение, - старичок сделался каким-то умиленным и через чур чувствительным. – Знай, дитя мое, что я всегда любил тебя.
Она поцеловала его, и сказав, прощай, отворила дверь. Это были прозрачные ступени сотканные из света и белой материи, они вели её вниз к зелёным шотландским холмам прямо по воздуху. Ветер колыхал сочные травы благодатной и прекрасной почвы. Дурманил пьянящим запахом цветущий медвяный вереск. Создавалось впечатление, что сама земля производит на свет печальные и трогающие самую глубину души звуки волынки.
- Не каждый смертный ходит этой дорогой, - тихо сказала душа, и по её полупрозрачной щеке стекла слеза болезненных воспоминаний многовековой давности. Это были родные места, такие близкие и ни капельки не изменившиеся за столько десятков лет.
Посмотрев на все это еще раз, она быстро полетела назад. Нужно было возвращаться домой.

Глава 8

Часть первая

Да-да! Это снова я. И опять хочу сказать вам: «Здрасте!»
Я знаю, что вы все, мои многоуважаемые читатели, в нетерпении, и хотите поскорей узнать значение и содержание этой главы, что дает вам право перелистать это прямое обращение к вам автора сего «шедевра» - вашего скромного и покорного слуги. Но все же мне, как фикрайтеру, хотелось бы, чтоб вы прочли эту незамысловатую часть о моей скромной и ненавязчивой, таинственной персоне, которая, желая сохранить инкогнито, скрывается под ник-неймом Darkhunter, и уже столько лет тщетно ищет смысл жизни. М-да. Так вот сижу по вечерам, обдумывая очередное слово в главе, на котором я застряла и в голову настойчиво приходит сия настырная мысль.
Покорнейше порошу простить меня за столь долгое вступление и эту надоедливую попытку привлечь к себе ваше внимание, но я, тем не менее, продолжу. Да-да! Вот такая я надоедливая и настырная. Если же вы не желаете все это читать, то прошу вас пролистать немного вниз и приступить к прочтению самой главы непосредственно.
Для тех же, кто остался здесь я предлагаю следующее продолжение моей скромной сюжетной линии в этом фанфике, которая была начата и прервана в начале четверной главы.
Ну, вот.
День клонится к вечеру. Или уже к ночеру? Не суть важно. Я тихо себе сижу на диванчике и записываю эти строки, рядом со мной сидит эта личность. Опасливо кошусь в сторону, но меня решительно не замечают. М-да. Хоть это хорошо. Правда то, что он пускает слюни – не очень здорово, - диван становится мокрым и пачкается. Медленно отодвигаюсь в сторону, и обнаруживаю, что диван уже кончился и отступать становиться некуда.
Агент не смотрит на меня, взгляд его сосредоточен на противоположном диване, где сидит ниндзя. Вокруг неё разложено одеяло, под ней застелена простынь, где-то невдалеке валяется подушка. Караи, с какой-то деланной жеманностью и игривостью, соблазнительно натирает свои обнаженные ноги кремом, готовясь ко сну. Неуверенно поднимаю взгляд и убеждаюсь, что она все еще продолжает свое занятие, так же как и Джон, во все глазища таращась на неё. С презрением и безразличием ко всему происходящему, позади мисс Саки прошла мисс Блэк, что-то напевая под нос и держа путь в ванную. Она была в каком-то банном халате, на волосах была резиновая шапочка, словно девушка собиралась в бассейн, через одно плечо было перекинуто полотенце, а на другом плече, поддерживая её рукой, агент несла здоровенную щетку для чесания спины. Её лицо, обросшее темной и густой бородой, которую она собиралась сбрить, меня ничуть не удивило и не смутило. Но вот тапки, которые на ней были… Мои тапки. С коровками, в которых Ника шла в ванную…
Я ничего не сказала, но решение было принято. После того, как моя героиня закончит банные процедуры, отберу тапки, а поскольку я побрезгую их носить после неё, то я их с почестями сожгу, а пепел развею по ветру. Это было так же ясно, как меня зовут.
Пока я составляла столь коварный план, Караи успела завершить свои втирания, и устроилась спать на диване, пожелав всем спокойной ночи. Бишоп наконец-то моргнул и смог дышать. Сняв с себя наваждение, он встал и устало потянулся.
Где-то издалека послышался торжественной и театральный выход Ники из ванной: шум воды и завывание, отдаленно напоминающее Витаса, стихло, а затем и вовсе прекратилось. Я закрыла ноут, встала с дивана, и собралась идти в ванную. Мимо с молчаливым презрением, считая себя лучше всех, прошла агент Два ноля точка ноль в сеточке для волос. Я презрительно плюнула ей вслед, и в душе подивилась тому, как я могла создать это нечто.
Только-только я собралась помыться, и вожделенная дверь ванны уже была так близко, как вдруг, откуда ни возьмись, выскакивает Бишоп. Я начинаю бежать, смутно чувствуя, что происходит что-то ужасное. Он подбегает вперед, хватается за ручку двери, показывает мне язык и со словами: «Кто не успел, тот опоздал», запирается в ванной. Слышится шум воды. Возмущенная таким поворотом событий, я со злостью стучусь в дверь. Звук прекращается, и я слышу его: «Чё самая умная что ли? В очередь». Это прозвучало безапелляционно, и я стала ожидать, пока он не освободит ванную комнату.
Ждать пришлось по меньшей мере больше часа. Хотя я уже и вздремнуть успела и дорыть туннель, с помощью которого хотела бежать. Наконец, замок щелкнул, и дверь отворилась, выпуская Джонни.
«Отлично, - проворчала я. – Я уже думала, что ты там само утопился. Или просто умер. Как поплавал?»
«Спасибо, просто отлично», - ответил Бишоп, и что-то насвистывая, пошел в единственную спальню в этой квартирке. Там он, со свойственным ему самолюбием и эгоизмом, растянулся на двуспальной кровати по диагонали, тем самым исключая любую возможность оспаривать у него это мягкое ложе. Эгоцентрист чертов. Пока Караи ломала и кривила себе спину на диване, я проваливалась «на» и «в» раскладушке, а Ника спала в кухне на полу, - эта джентельменская морда в наглую пользовалась мягким и удобным ортопедическим матрасом. Единственным в квартире.
Я с горечью вздохнула, и решила войти в ванную.
Ночную тишину разорвал мой отчаянный крик нежным и изящным побулькиваньем связок. В ванной был самый ужасный ночной кошмар. И чтобы не шокировать и не травмировать многоуважаемого читателя этим холодящим душу описанием, я предлагаю перенестись в следующее утро.
Я проснулась позднее всех. Измятая, не умывшаяся и не расчёсанная. Из кухни слышался говорок. Я поперлась туда. В бабушкиной пижаме. К моему несчастью это было какое-то особенное и необыкновенное утро. Все мои оккупанты решили поменять свои вкусы.
Бишоп любил английский чай. На мой вопрос, что ему положить: сахар или молоко, он мне отвечал: лимон. Со злости я и запихнула ему этот целый лимон… в чашку. Он с невозмутимостью разбил чашку и сожрал цитрусовый фрукт, даже не поморщился.
А сегодня утром агент заварил себе черный и горячий кофе по-турецки. Не знаю, что этого… млекопитающего парнокопытного животного заставило это сделать, но он поднялся и, с кофе в руках, попер вперед.
В тот самый момент, когда я входила в кухню, он пытался из неё выйти. Мы столкнулись в дверях. Джон чего-то панически заорал, и опрокинул этот горячий кофе на себя, хотя по инстинкту самосохранения должен бы был опрокинуть его на меня. Странно.
Чашка разбилась, кофе разлился, белая рубашка была в пятнах. Чертыхаясь на чем свет стоит, агент пошел замывать и отстирывать пятна.
Караи, любившая зелёный чай с жасмином, сегодня по какому-то велению рока пила какао, быстро поднялась и тихо последовала за Джоном, подглядывать. И даже со мной не поздоровалась.
Я обиделась. Возмущенно подумала: «Ну, неужели я так ужасно выгляжу?» Повернувшись и посмотрев в зеркало, увидела себя. «Хороша… Хороша… Не. Не принцесса я все-таки… Нет. А королева!» Ха-ха! Если сам себя не похвалишь… Я, наконец, вошла на кухню, взгляд мой обратился к Нике. Та сидела, и пила чай, хотя обычно предпочитала кефирчик. Она ничего мне не сказала. А я не пыталась заговорить.
Пройдя мимо, словно её не существовало, я открыла холодильник и стала в нем сосредоточенно рыться. Хотелось молока, но я его нигде не могла обнаружить и подозревала, что моя злодейка приложила к этому руку. Нечего делать. Достала пакет с соком. Налила стаканьчик, и присела на краешек стула.
Девушка, мгновение смотрела на меня поверх чашки, а потом, очевидно не желая находится рядом со мной, встала. Сделав большой глоток чая, остатки с презрением вылила на пол. Затем, не произнося ни слова, надела цилиндр, очки с носом из папье-маше, и усами, открыла зонтик. Приподняв цилиндр, словно прощаясь, она одела его назад и выпрыгнула в окно вниз головой.
Я только пожала плечами на звук разбивающегося стекла, и даже бровью не повела в ту сторону. Приперся Бишоп, и, почувствовав сквозняк, пожелал выяснить, что произошло. Посему он подошел к разбитому окну, и взглянул вниз. Очевидно, что агент увидел там падающую Нику. Он с благодарностью пожал мне руку и сказал: «Спасибо, я пытаюсь это сделать уже несколько лет. И какие способы я только не применял. А она сделала это только в твоем присутствии». Я осталась видеть со стаканом сока в руке и с открытым от изумления ртом. Затем послышалось возмущенное Ники: «Эй! Я же все еще здесь и слышу вас!» Повисла неловкая пауза. Молчание прервал характерный звук разбивающегося об асфальт тела. Караи протанцевала мимо лебединое озеро. Завизжала сирена приехавшей скорой. Ко всеобщему счастью Нику увезли. На некоторое время в квартире наступил мир, но он длился недолго.
Через полчаса несносная личность под именем мисс Блэк приехала на травме обратно. И стала упрямо и настойчиво подниматься наверх. Я видела её из разбитого на кухне окна. Голова девушки была перевязана, нога сломана, рука тоже, ребра перевязаны. Я вообще не понимала, как она все еще держится в куче и как она может ходить. А тем не менее Ника на костылях настойчиво поднималась вверх, за ней с какой-то покорностью шли врачи и санитары: в меня закралось чувство тревоги.
Тут в дверь позвонили. Я вздрогнула. Караи пошла открывать, я в панике заорала, прося не делать этого. Бишоп отключил ниндзя с помощью сковородки. И не открыл дверь. Я горячо его благодарила, в мыслях естественно.
В дверь снова позвонили теперь уже настойчивее. Затем с той стороны послышался голос моей злодейки: «Открывай!» Естественно я не пожелала этого сделать. Тогда, по приказу девушки, санитары её схватили, и начали использовать её как таран, чтобы пробить пятисантиметровую железную дверь. Били они её головой, так, что я опасалась, как бы там вообще чего не осталось. Били они так долго, и настойчиво, что дверь уже стала прогибаться. Джон не выдержал, и отворил дверь в тот самый момент, когда санитары хотели ударить по ней с помощью Ники. Вся эта компания со всего разбегу влетела в квартиру.
Поблагодарив их за то, что они доставили нам столь ценный груз, как агент Два ноля точка ноль, Бишоп выдворил этих медицинских работников и захлопнул дверь. Я же все это наблюдала отсутствующим взглядом и была, судя по всему, где-то в Нирване. Караи за это время успела прийти в себя и собиралась разобраться с Джоном. Он был не против, но прежде, чем идти, решил вывести меня из транса. Для этого он пощелкал пальцами у меня перед носом. Я вздрогнула и наконец смогла дышать. Криво улыбнувшись, агент ушел вместе с ниндзя, оставляя меня наедине с моей Никой.
Это не сулило мне ничего хорошего. Девушка набросилась на меня и заорала:
«Ты этого не сделаешь!»
«Сделаю, еще и как!» - был мой ответ.
«Я тебе запрещаю!»
«Это не в твоей компетенции».
«Но ты хоть понимаешь, что этим ты меня уничтожишь, как персонажа, я лишусь поклонников!»
«Я к этому и стремлюсь. Я ликвидирую тебя насовсем. И не тебе мне препятствовать. Я здесь автор, мне решать, что и как будет».
«Да ладно тебе, Ника, - вмешался Бишоп, который, судя по всему, уже разобрался с Караи. – Ничего в этом страшного нет. Просто немного непривычно».
«Непривычно, да?! – набросилась на него Ника, обвинительно тыча в его сторону костылем. – Да, чтоб вы так жили!»
«Я вообще-то ничего не имею против», - был ответ агента.
«Да?! Так вы значит не против мужчин?!»
«Нет, я не против женщин. Ой, боюсь-боюсь!» - сдался Джон, поднимая руки, так как костыль находился в опасной близости от его горла.
«Ника, – окликнула я её, – к ноге! – Ответа не последовало. – Назад! Место! Перевернись!» - никакой реакции.
«Ты этого не сделаешь», - наконец оторвав взгляд от Бишопа, сказала мисс Блэк.
«Сделаю», - уверенно отвечала я.
«Нет».
«Да».
«Можно мне сказать?» - хотел вмешаться Джон.
«НЕТ!» - хором.
Из-за угла выползла Караи с монтировкой на голове и простонала: «Ребята, как я вас люблю!» и потеряла сознание. С минуту длилось молчание, а потом я и Ника возобновили наши прения.
«Не сделаешь!»
«Сделаю!»
«Ты этого не сделаешь!»
«Я уже это сделала, и предлагаю посмотреть эту часть. Кто против, поднимите руки».
Ника не смогла поднять руки, поскольку одна была в гипсе, другая – занята костылем, поэтому мы приступаем к началу восьмой главы.

* * *

Он спешил. Ему нужно было как можно скорее добраться до неё. Нужно было поговорить с ней. Объяснить ей все, но… Он боялся, что не сможет этого сделать. Как он скажет ей правду? Как она эту правду воспримет? Это было все слишком сложно. Все было слишком запутанно!
Он бежал время от времени перескакивая через большие и не очень стволы поваленных ветром или старостью деревьев, некоторые из которых были сильно обросшие мхом.
Его очки остались в лагере, поэтому низко растущие ветки кололи ему глаза во время бега, царапали ему лицо и руки, которыми он тщетно пытался защититься. Ветки разрывали его незащищенную и тонкую кожу на шее, царапали по обнаженной груди, спине и плечах.
Острые шипы и колючки глубоко вонзались в тело мужчины и вспахивали его точно плуг, который взрыхляет черную почву пахоты. На лице его оставались красноватые полосы от ударов и «пощечин» веток, а он только думал: «Поделом».
А вот с незащищенным торсом дела обстояли немного хуже, но он не обращал внимания. Загорелая кожа была часто покрыта глубокими, набухшими, кровоточащими царапинами, и пока он бежал, появлялись и другие; они накладывались на старые, пересекали их вдоль и поперек. Ветки цеплялись за его кожу, разрывали её и причиняли ему жгучую боль. Но он был даже рад ей: сейчас для него было лучше страдать, чем не страдать. Эта мука приносила ему счастье, даже наслаждение, поскольку позволяла отвлечься от горьких мыслей о том, что произошло, и как теперь это все исправить. Как загладить свою вину?
Внезапно на пути ему попалась толстая и крепкая ветка и опрокинула его навзничь: он, не заметив её, не смог вовремя наклониться и избежать столкновения. Результатом этой встречи оказались сильная головная боль, шишка на затылке от падения на землю и здоровенная, кровоточащая ссадина на лбу от удара об ветку.
На некоторое время разум его помутился. Он встал, шатаясь отошел в сторону и рухнул на мягкую подстилку мха, повалившись в папоротники. В голове возникали непонятные образы: Караи, Ника, змей пожирающий трилистник и прочая лобуда. Череп раскалывался на куски от быстрой смены картинок, которые мелькали и кружились, точно карусель.
Возможно, он потерял сознание…
Ему казалось, что он больше не принадлежит самому себе. Он стал большой крылатой птицей. Хищной. Кто-то превратил его в орла. Дал стальные когти и острый клюв. Приказал лететь в темную даль, в бездну полную стонов и криков. Там, как Прометей, была прикована к скале, страдала женщина, белея в клубной мгле. Что-то загудело в каменных дебрях, и он услышал голос: «Лети к ней и вырви сердце из груди её!» И понял он, что его выбрали для страшного дела, для лютой мести. Его хотели сделать палачом. Стих в пропасти приказа гул и он подлетел к женщине вплотную. Она была ободранная до наготы. Только цепи висели на ней. И на миг ему показалось, что она не жива, будто ледяная марионетка. Смотрела, и как будто синий ужас замерз в её зрачках, замер в её глазах на этих жестких и хладных ветрах. В её стонах, он распознал слова, и понял, что она жива. А тот, который призывал к пытке, и в вышине звенел его звучный голос; тот, кто дал мужчине клюв и когти все же не смог отнять у него человеческого сердца.
Он укрыл её широкими крыльями, упали с неё страшные оковы и полетели в глубокий обрыв. На её лице растаял снег, и мужчина узнал в этой женщине свою судьбу, свою возлюбленную с яркими зелёными глазами, и темными волосами.
Он проснулся с отчаянным криком на губах. Голова все еще болела.
Когда, тупая боль во лбу приутихла, и центрифуга бессвязных видений и образов исчезла – он перевернулся на спину и помутненному взору его темных ониксовых глаз предстал низкий, яркий кобальтовый небосклон. Совершенно неожиданно, даже для самого себя, он изъявил желанье умереть. Уйти. Просто исчезнуть. Он не хотел страдать на этой земле, но все же мучился. Он не желал больше являться миру и пытаться спасти его, выполнить наложенную на него миссию, и тревожиться из-за этих чужих и непонятных ему людей.
Проснулось, казалось, давно канувшее в Лету чувство жалости к себе.
Внезапная апатия и безразличие сменились ненавистью: почему он должен? ПОЧЕМУ он должен? Почему он ДОЛЖЕН страдать? Почему ОН должен страдать за этих людей? ЗАЧЕМ? Во имя чего? Чем они это заслужили? Чем он заслужил такие муки? За что он должен умирать? Рвать на себе жилы? Лишать себя сил? Тратить свою жизнь для защиты этой планеты? За что он так расплачивается? Какие грехи он совершил, что заслужил такую жизнь?
Столько раз смерть являлась к Бишопу, столько раз он упрямо и настойчиво отвергал её: хотел жить, ему необходимо было защитить людей и планету, ведь только он один знал об угрозе. Она и сейчас нависла над головами несчастных, ничего не подозревающих землян. И агент боролся за жизнь – было за кого бороться. Были живы еще люди, которые были ему дороги. А сейчас? В чем смысл бороться сейчас, когда рядом нет никого близкого и родного? Где смысл? В чем суть?
Совсем недавно в голову пришло великое понимание того, что смерть – избавление. Она спасает от всех несчастий и бед, ты навсегда забываешь о проблемах и заботах. Ты просто засыпаешь вечным сном. Мертвая Госпожа не хочет зла, она лишь желает показать людям лучший мир, утешить их в страданиях на смертном одре, облегчить их муки, навеки забрать с собою. Как говорят: «Мертвим бджоли не гудуть». Что в этом плохого? Что плохого в том, что в своей кончине мы находим избавление? А смерть уже столько раз приходила к нему и предлагала облегчить страдания, избавить от боли, но он решительно отказывался, сбрасывал её ледяную руку со своего чела, отворачивался от её объятий, не хотел принимать её поцелуй: мужчина не желал умирать. Он, как и все смертные, боялся неизвестности и загадки, тайны смерти, которая открывала секрет, смысл бытия. Джон боялся, что за порогом смерти его ждет пустота. Он боялся исчезнуть.
Теперь же он этого не боялся. Он просто жаждал этого. Бишоп хотел бы исчезнуть и не мучится, раствориться и не быть. Ничего не знать, ничего не помнить, не испытывать жгучее чувство стыда и вины за свои поступки. Не совершать этих поступков, в конце концов.
Но чему не дано свершиться – тому не дано свершиться. М-да. Вот так и получается тавтология.
Немного отдохнув, агент поднялся, и продолжил свой путь.
Вскоре его внимание привлекло пение птиц и внезапная свежеть чувствующаяся в воздухе. Он пошел дальше. Вскоре он вышел к широкому, уже знакомому нам, броду. Пожелав напиться и немного охладить раны, Джон подошел ближе. Тут под ботинком его что-то издало жалобный звук. Мужчина убрал ногу от того места, и присмотрелся. На камнях, сверкая в лучах солнца, лежало овальное зеркальце, похожее на причудливый и страшный глаз в золотой оправе в форме множества солнц, похожих на замысловатые звезды. Подняв этот крепкий, уцелевший под его ботинком, предмет, он внимательно его рассмотрел, рассеянно повертел в руках и машинально спрятал в карман.
В своем кармане, кладя туда зеркало, Джон обнаружил носовой платок, хотя совершенно не помнил, как он туда попал. Неожиданно в голову постучала мысль, и мужчина улыбнулся, держа этот кусок материи в руке: «Ай-да, Ника! Надо же, позаботилась обо мне». Такая забота и внимание со стороны шпионки тронули его почерствевшее и успевшее разочаровываться в людях сердце. В мыслях поблагодарив девушку, он присел у края брода и намочил платок, протер им свои царапины, смыл кровь. Горевшая от ранок и покалывающая кожа немного остыла. Жить стало привольнее и веселее. Но снова резко наступила апатия и боль: в мозгу мелькнуло злое напоминание о том, как они расстались, что кнутом ударило сердце Бишопа. Он долго не поднимал головы, взгляд его был прикован к бегущей воде, и казалось, что с этой водой мимо него проплывала вся его жизнь и все воспоминания о ней. Вереница образов и видений прошлого проходила мимо него. Он глубоко задумался.
Повернув голову немного вправо, Джон обнаружил пару черных ботинок, стоящих рядом и весело что-то обсуждавших, болтавших обо всем и не о чем, говоривших на разные темы, рассказывающих анекдоты. Он бы хотел подслушать их разговор, тем более, что голоса у них были приятные, но они, заметив, что на них смотрят, быстро замолкли, казалось, что навеки. Агент не стал принуждать их к разговору. Подняв взгляд, он прочертил невидимую траекторию перехода своей подчиненной через брод, и попытался отыскать глазами место и направление, в котором она скрылась.
Подняв ботинки Ники, не предприняв той предосторожности, которую предприняла его агент, Бишоп стал переходить через брод. Без труда он нашел на противоположном склоне тропинку ведущую вверх. На этой тропинке он обнаружил следы от мокрых ног: посему найти мисс Блэк не составляло никакого труда. И мужчина двинулся вперед, надеясь, что она не ушла далеко.
От ума до рассудка гораздо дальше, чем полагают.
Ответить