Название: Гипноз
Автор: DenKo
Жанр: Психология, философия
Пейринг: Леонардо/Караи – намёк
Статус: В процессе
Кол-во частей: одна + приквел
Содержание: Он вырос в глубинах Нью-Йоркской канализации и мечтал хотя бы разок распробовать вкус обычной жизни. Какие возможности открылись бы перед ним на поверхности? Жаль, что всему этому не суждено сбыться.
От автора: Обычно пишут что-то вроде: не кидайтесь тапками, это моё первое произведение. У меня же всё наоборот: скорее всего это моё последнее творение по данному фэндому, некий итог многолетнего увлечения. Так что кидайтесь всем, что под руку попадётся.
Своевольный вихрь набирал силу, не задумываясь о количестве сорванных им листьев и унесённых пакетов; он заставлял могучие многовековые деревья прогибаться под своей мощью и пританцовывать раскидистыми лапами; потираясь друг о друга упругой хвоёй, нашёптывать что-то обитателям нижнего мира. По горизонту разливались соки розово-жёлтого заката, который, покрытый взбитой глубинно-серой массой облаков, всё же кажется необъяснимо разящим и проникновенным. Золотая паутина ещё более выделяла его на фоне синевы приближающейся ночи.
Двое вышли из машины, придерживая дверцы старенького хрустящего ржавчиной пикапа, чтобы те ненароком не унесло порывами. Она попыталась спрятать лицо от царапающего ветра и песка, но лёгкая куртка не могла послужить спасением, так что эту роль играло собственное плечо девушки, в которое она попыталась вжаться. Он машинально запер дверцу и стал доставать вещи из кузова, а девушка, на его удивление, взяла пару тяжёлых сумок прежде, чем он успел что-то сделать. Они направились к дому. Он на мгновение остановился, окинув взглядом необычайно красивый закат. Свежий воздух пронизывал его целиком, проникая в лёгкие и вытесняя тяжёлые ядовитые пары.
– Чего застрял? – кинула она из-за плеча, щуря глаза.
– Люблю это место, – опомнился он, – здесь… спокойно.
Они зашли в дом и стали осматриваться. Здесь уже несколько месяцев никого не было, так что всё потускнело от слоя пыли. Хотя, это лучше, чем то, что он увидел в первый раз… Тогда, когда едва не умер на этом бардовом поролоновом диване. Сейчас здесь всё было прибрано и отремонтировано, так что останавливаясь на несколько дней, можно было чувствовать себя вполне комфортно.
Она отнесла продукты на кухню и стала их распаковывать, пряча по скрипучим шкафчикам из иссохшейся древесины. Всё это показалось ей забавным, наталкивающим на воспоминания о старых семейных фильмах.
Завывал ветер, гремели неплотно закрытые ворота амбара.
Она слегка поёжилась, едва ли не физически ощущая леденящие потоки воздуха за окном.
– Ты замёрзла? – быстро заметил он, – я принесу дров, здесь есть камин.
– Лео, – неуверенно остановила она его на выходе из кухни, – не подскажешь, как она включается?
Девушка стояла перед громоздкой плитой с металлическими конфорками и белой керамической поверхностью, в которую уже въелась неоттерающаяся грязь. Эта техника, видимо, знала свой расцвет где-то в девяностых годах прошлого века, и девушка, которая микроволновкой то пользовалась нечасто, абсолютно не представляла, как с ней обращаться. Леонардо послушно вернулся, проверил баллон, убедился в наличии газа в нём, передвинул переключатель и, чиркнув спичкой, зажёг огонь.
– Всё, спасибо, дальше я справлюсь. Надеюсь, – улыбнулась она и принялась доставать приготовленную в городе еду, но вдруг снова столкнулась с трудностью, – ммм, Лео…
– Стоило сначала найти посуду, а потом доставать еду и зажигать огонь, я угадал?
– Да…
Лёгкими движениями он открыл несколько шкафчиков, затем ловко вынул оттуда пару тарелок, сковороду, кружки, расставил их на удобные места. Казалось, у него было больше двух рук, глаза видели на 360 градусов, а оба полушария мозга работали независимо, но в то же время слажено, потому что он делал всё так быстро и искусно, что девушка не успевала уследить за его действиями.
– Ты даже это делаешь красиво.
– Просто тренировки. Ладно, я недолго. Всё в порядке?
– Да. Я думаю, я не взорву дом, пока тебя нет.
Кажется, шутка не была оценена.
Незаметно стемнело, и о былом закате напоминали только вздыбившиеся тучи, временами подсвечиваемые щемящейся молнией. Вскоре Леонардо принёс несколько поленьев, и удалось разжечь камин, и вот язычки пламени оранжевыми тенями играли на стенах. Поскольку с проводкой опять что-то случилось, и в других комнатах света не было, они ужинали в гостиной.
– Так ты всё-таки не жалеешь, что приехал сюда со мной?
– Нет, нисколько. Я давно хотел выбраться из города и подышать свежим воздухом, так что вся эта ситуация даже мне на руку в какой-то мере. Я бы даже сходил прогуляться сейчас.
– Сумасшедший? Ты видел, что на улице творится? Настоящая буря!
Он посмеялся:
– Бодрит.
– Ну да, вам, ниндзя, всё нипочем.
– Ну, не сказать, чтобы всё, но ветром точно не унесёт.
Она взглянула на улицу. Гром и ветер уже, казалось, стучали в дрожащие окна, а электрические разряды всё чаще разламывали облака неестественно розоватыми трещинами.
– И всё-таки мне немного не по себе, – сказала она спустя минуту молчания.
– Боишься грозы? – обернулся он.
– Нет, я не об этом. Из-за моей выходки твои братья чуть не пострадали, да и мне пришлось потеснить вас своим присутствием. Лео, ты ведь поругался с Рафаэлем из-за этого. Мне кажется, твои братья меня ненавидят.
– Брось это, я говорил тебе, – его серьёзное, но в то же время по-родному заботливое лицо, открытый взгляд буквально вводили в транс этой тёмной ночью, – у каждого бывают трудности в жизни, а у тебя, я знаю, жизнь вообще была не из простых. Ты сделала серьёзный шаг, отказавшись от всего, что имела и придя к нам. Этот поступок достоин уважения. А мои братья имеют свои головы на плечах и опасности они подвергались гораздо большей. Они пришли спасать тебя по своей воле, они никогда не оставили бы друга в беде, пусть даже такого бестолкового, – он с улыбкой всклокочил её волосы, – Да и с Рафом мы часто ссоримся.
На её глазах едва не наворачивались слёзы. Она смотрела на него, расслабленно сидящего на мягком диване, в то время как его мышцы казались вечно напряжёнными и ко всему готовыми, на идеальную рельефность, на самое, что ни на есть скудное облачение, основу которого составляло незамысловатое боевое снаряжение да, наверное, его собственный панцирь. Смотрела, и не могла поверить, что перед ней шестнадцатилетний парень. Хотя, какой он парень? Даже черепахой его не назовёшь. Мутант – одно название. Мутант… как же доблестно, без тени сомнения и страха этот мутант сражается, особенно когда его близким что-то угрожает, как беспамятно отдаёт себя удивительно завораживающему танцу битвы, с каким страстным благородством встречает опасность. Не могла поверить, что столько силы, самоотверженности и мудрости может быть в том, кто младше её почти на десять лет.
– Но я ведь вижу, что ты сам не свой после этого случая! Я не могу больше смотреть на это… я так подвела вас, – из-за дрожания рук уже слышалось, как вилка позвякивает по глянцевому фарфору, – твои братья, даже Майки, сторонились меня первое время. А ты… всегда так переживал за них, ты должен был изгнать меня, зарубить на месте… Но ты утешал меня той ночью. А теперь… ты жертвуешь хорошими отношениями с братьями, чтобы помочь мне укрыться. Зачем ты делаешь это, Лео?
– Эй, ты опять? – нежно произнёс он, – мы это уже обсуждали, не нужно так сильно винить себя, – он подался к ней, рука накрыла её плечо… но будто что-то вспомнив, он замер и смущённо вернулся в своё положение, – чувство вины как монстр будет пожирать изнутри, если не отпустить его. Этот город, эта жизнь сделали тебя такой. Ни у кого не получается с первого раза, но я знаю, что ты справишься.
«Боже, эта улыбка. Она живит и успокаивает лучше любых препаратов. Почему он так уверен во мне?»
– А если кого и винить, – он отвёл взгляд к огню, и его черты вновь наполнились угрюмой задумчивостью, – то меня. Это ведь я тогда присматривал за тобой… это я упустил! Лара, какой из меня лидер, какой из меня старший брат, если из-за своей слабости и неопытности я не могу защитить близких! – разразился громом удар по подлокотнику, – Я думал, что в совершенстве овладел духовными техниками, а ты так легко загипнотизировала меня и смогла убежать!
Таким она его ещё не видела. Всегда спокойный и уравновешенный, лидер взрывался эмоциями. Похоже, это действительно волновало его.
– Прости, я не должен был..
– Что ж, один-один, – дрожащим голосом произнесла она, пытаясь перевести в иронию, – ты будешь учить меня сдерживаться, а я научу тебя противостоять гипнозу. Но на самом деле, мои техники не так-то просто обойти.
– А у Рафа получалось.
И всё же разговоры с ним умиротворяли. Она ещё, наверное, никогда не чувствовала такого спокойствия и защищённости.
Паленья трещали, словно кидая озорные фразочки, а по мере диалога распространяли своё жаркое дыхание по всей комнате.
Она собрала тарелки и отнесла их в мойку. Быстро сполоснув посуду, она вернулась, застав его за неподвижным созерцанием пламени. Она нависла над черепашкой, разглядывая изгибы его причудливого лица, его толстую грубую кожу. Может быть, она могла бы занавесить его лицо длинными волосами, дурачась, закрыть обзор, может быть, подбодрить ласковым словом или сделать ещё что-то, что так уместно было бы в этот вечер. Но короткая взъерошенная причёска, худощавое лицо, ещё не сошедшие синяки от уколов и привычка относиться ко всему грубо и расчётливо живо напоминали о прошлой жизни.
– Эй, это так странно, – он поднял голову, – не помню, чтобы я когда-то застревала на кухне больше, чем на минуту, и уж тем более за кем-то убирала.
– Тебе это доставило неудобство?
– Как ни странно, нет. Знаешь, раньше я всегда ела в забегаловках, а если приходилось делать это дома, то посуда могла стоять месяцами! А теперь я будто даже получила удовольствие, позаботившись о ком-то. Господи, какой кошмар, неужели я превращаюсь в женщину?
– Ты очень быстро меняешься. Раф ворчал всё это время, но я думаю, даже он заметил, как ты стараешься.
– О, да-а! – прыгнула она на диван, перемахнув через невысокую спинку, от чего пружины ворчливо заскрипели, – Рафаэль-то меня точно терпеть не может! – желая подурачится, она пихнула друга, впечатав его панцирь в вопящую скрежетом диванную подушку, – ты, стерва паршивая, не приближайся к моим братьям, – грозно скандировала она, вдавливая горло смеющегося Леонардо вглубь желающей мести подушки, которая вот-вот поглотит его голову, прожевав её ржавыми пружинами, – Не смей совращать их, наркоманище! Я таких, как ты, повидал, они не меняются! Ещё раз оступишься, и понаделаю таких дыр, – грохотом сотрясла она ветхую мебель, – что шприцы будут насквозь проходить!
Леонардо смеясь перекинул её на другую часть дивана.
– Он не всерьёз. Раф хоть и бывает придурком, но он добрый.
– Да я его понимаю. Если бы ко мне в дом напросилась такая чокнутая, я бы её сразу выперла!
– Ну, у нас логика не совсем такая, как у людей. В такой ситуации приходится ценить любого, кто с воплями не бежит от тебя или не пытается разрезать на операционном столе.
Сердце дёрнуло. Всё-таки их неубойный оптимизм стоит больших усилий. Понятно, почему они так держатся друг за друга. Это единственное, что у них есть.
Тёплый островок, который ограничивался светом каминного огня, казалось, плавал в огромном море тёмной пустой неизвестности, и не было никакого желания соступать с него, а хотелось остаться в этом комфортном маленьком мирке, забыв на время о большом мире.
– Ты знаешь… Когда я начала наблюдать за вами, у меня в голове не укладывалось ваше существование. Даже не то, как вы появились, а то, как смогли выжить. Люди проклинают свою жизнь, проживая в старых квартирах, имея плохую работу, они сходят с ума от стресса и ненависти. Да что там, даже богатые жалуются. А вы! У вас ведь не было вообще ничего! Вы росли в канализации, питались… отходами, можно сказать. И при этом имели человеческий разум. Мне… страшно становится, когда представляю. Но когда я увидела вас впервые, вы выглядели такими дружными, такими счастливыми! Такими, какими я никогда в жизни не видела даже состоятельных людей. Именно это заставило меня изменить жизнь, прекратить жаловаться на судьбу, я рассказывала вам. Лео… Я до сих пор не понимаю, как у вас это получилось!
Леонардо сидел согнувшись, опираясь руками на колени. Он глубоко вздохнул.
– Да, конечно было непросто, но нам невероятно, просто фантастически повезло встретить мастера. Да, там воняло, но к этому быстро привыкаешь. Да, нам приходилось воссоздавать всё из мусора, но ты не поверишь, сколько почти новых вещей выкидывают люди. Хватит на подземный город размером с два Нью-Йорка. Мастер всегда заботился о нас и поэтому держал в жесточайшей строгости. Мы радовались, когда играли после тренировок, мы радовались, когда удавалось удивить мастера, мы радовались, ха… когда Сплинтер вдруг от куда-то доставал нам целую свежую пиццу. Потом у каждого стали появляться свои радости и интересы. Мы как-то сами находили, создавали их для себя. Сначала мы просто не знали, что живём плохо, потому что не видели другой жизни. У нас был любящий отец, мы были друг у друга, у нас было стремление стать лучше, у нас были ценности, которые нам передал мастер. А что ещё могло быть нужно?
– Да, похоже, многое зависит от родителей. Я жила на поверхности, но, кажется, грязищи видела больше, чем вы. В людях грязищи. Мои родители были алкоголиками и поколачивали меня, дома я старалась появляться как можно реже. Да и домом-то это можно было назвать лишь условно. В общем, я не помню, чтобы они хоть как-то меня воспитывали. На улицах приходилось прибиваться к сильным, чтобы выжить, унижаться, идти на что угодно… там не было принципов. Но у меня были таланты, и я выбила себе неплохое место… Я рассказывала.
Он ещё больше сжался, ещё дальше склонил голову, и его кисти поочерёдно напрягались.
– Лео, скажи… Тебя до сих пор устраивает то, как ты живёшь?
– Я… не знаю.
– Послушай, – сказал он спустя время, – ты хочешь спать? Я пойду посмотрю, что там со спальными местами.
– Ты что, шутишь? Мои расширенные зрачки приспособлены только к темноте, эй, ты куда, там же темно совсем!
– Давай, приспособленная, рано или поздно это придётся сделать.
– Стой, я хоть свечи возьму! У ниндзя что, встроенный прибор ночного видения?
По мере отдаления от сердца комнаты они терялись среди тусклых пятен, поглощаемые темнотой, и лишь половицы знали их местоположение, скрипуче сообщая его всему дому.
***
Лампадка ощупывала лучами стены маленькой комнатки на втором этаже. Позолоченные поверхности контрастировали с чернотой отдаленных уголков, глубину которых нельзя было угадать, от чего те напоминали чрева таинственных пещер. Свет бросал блики на старую картину, делая её ещё более загадочной, и тот юноша с непреодолимой волей, казалось, вот-вот вырвется из рамки на своих рукодельных крыльях и достанет само пылающее солнце.
Причудливый театр теней на стене разыгрывал собственную драму, совершенно оторванную от жизни хозяйки, что увлечённо перебирала старые промозглые одеяла.
– Ты что-то там нашёл? – спросила она, не отвлекаясь от дела, заметив, что Леонардо уже некоторое время зачарованно разглядывает книжный шкаф, перенося источник света от одной полки к другой, тем самым добавляя накал страстей в акты настенного театра.
– Тут есть… психология, и даже философия. А бабушка Кейси была разносторонней женщиной, – отрешённо отвечал он, поглощённый находкой.
– Да, чтобы усмирить этого громилу и всю его семейку нужны незаурядные способности…
– Эй, когда ты… Ладно, неважно. Смотри, Аристотель, – с трепетом ценителя произнёс он, поглаживая запылившийся томик, – я всегда любил философию, а мысли Аристотеля всегда поражали… точностью и стройностью. Напоминает нин-дзюцу. Хотя мне удавалось найти не так много книг, сама понимаешь: по библиотекам в таком виде не походишь, а компьютер у нас появился отнюдь не сразу, да и не люблю я застревать перед ним. Долгое время единственной книгой для меня была «Мастера эпохи Возрождения». Как сейчас помню каждую строчку, каждую репродукцию, что я просматривал по тысячи раз. Я умолял мастера научить меня читать, хотя он и сам тогда не был в этом силён. Ха, мы буквально учились вместе. Эта книга стала для меня святыней в мрачных лабиринтах канализации.
– А по-моему это замечательно – ценить что-то настолько сильно. Когда у тебя всего в избытке, даже зацепиться не за что… Это странно, но когда я стала жить нормально, меня перестали интересовать и волновать те вещи, что волновали раньше. А когда привыкла, и вовсе радости стали пропадать. Парадокс, правда? Наскучило всё, к чему я стремилась. Теперь я находила удовлетворение только в наркотиках и каких-то…– девушку передёрнуло, – садо-мазо наклонностях. И меня уже не сильно беспокоила перспектива захлебнуться в собственной блевотине где-нибудь под забором, – она со стеклянным взглядом замерла над постелью, вдумчиво переваривая внутри себя что-то важное, – и почему мы, оба попавшие в такое ужасное положение, настолько по-разному видели мир?
– Мы живём и творим в мире, который сами создаём, – глубинно произнёс он.
– Ч-что ты сказал?
– Это цитата, – вертел он в руках очередное печатное издание, – я уже встречал Стефана Волински, и меня особенно зацепила эта концепция… Она встречалась и у других авторов. Как бы мы не изображали вселенную, изображаемое всегда будет нашим творением, – вновь процитировал он, – другими словами, всё, что существует вокруг нас, все события, чувства, обстоятельства – едва ли не плод нашего воображения, или, во всяком случае, «наших рук дело»…
– Что ты несёшь? – она была поражена и растеряна, – такого не может быть. Какой придурок стал бы создавать такую жизнь, как у нас с тобой? Садист-извращенец, но никак не нормальный человек!
– Ну, существует мнение, что мы сами притягиваем события, от образа наших мыслей зависит наша жизнь.
– И что, сильно зависело от твоих мыслей то, что ты оказался антропоморфной черепахой?
– От этого зависело то, что я не стал наркоманом и преступником.
Девушка сконфузилась. Она попыталась ещё что-то яростно возразить, но лишь уткнулась обратно в свои одеяла.
– Прости, пожалуйста. Лара, я не хотел тебя обидеть, правда.
– Всё не может быть так просто. Просто не может! Всю историю люди жгли и ненавидели, и никакой «Бог», никакой разум не смог этого прекратить. И что же, какой-то философ всё поправит? Философия вообще – псевдо наука. Ей уже тысячи лет, а люди крадут и убивают, как тысячи лет назад! Что толку от того, что кто-то будет забивать свой мозг каким-то бредом, кому это поможет? Сожгут на костре, как неверного другой… псевдо науке.
– А ведь эта книга не по философии. Или к психологии ты так же относишься?
– Психология? Ну-ка, ну-ка, а что там? – побросала она одеяла и заинтересованно нырнула взглядом в обложку, – От транса к просветлению. Психотехники… де-программирования сознания!
– Вот видишь, – усмехнулся он, – стоило только изменить название.
– Ты не подумай, я всей этой чепухой не увлекаюсь, – уже забвенно перелистовала она страницы, – меня интересует лишь то, как можно жарить мозги другим людям. Наиболее изящно.
– Да… каждому своё. Но ведь помогла тебе эта «псевдонаука» выжить.
– Но психология хотя бы применима к жизни, в то время как философия – просто голословие.
– Не знаю. Эти книги спасали меня, философия обогащала, помогала найти равновесие. Я, конечно, люблю своих братьев, но мы с ними очень разные, и они меня часто не понимают. Я не могу поговорить с ними о том, что занимает меня. Тогда единственным спасением становятся тренировки и книги… Знаешь, иногда просто хочется найти того, кому это тоже будет близко, просто пообщаться, поспорить, встретить своих кумиров! Сделать что-то полезное и в этой области. Мне казалось, я способен не только на то, что бы выбивать душу из бандитов. Но потом вспоминаешь, что ты двухметровая черепаха, и у тебя есть семья, о которой нужно заботиться, и всё встаёт на свои места.
– И где же твоё хвалёное «воображение», которое может всё решить?
– Знаешь… Наверное, я и сам до конца в это не верю.
– Это никуда не годится! – вдруг бросила она своё дело, – все одеяла какие-то влажные и… затхлые. Я не собираюсь здесь спать! И вообще, пойдём обратно в гостиную, я уже совсем замёрзла!
– Жаль, но здесь я ничем не могу помочь. Я едва ли на градус теплее, чем температура в доме.
Какая шутка судьбы, не правда ли? Имея такое горячее… Нет, скорее, тёплое сердце и душу, он родился хладнокровным.
***
– Мой друг, ну, тот, к которому я сбежала. Он был тёплым…
– Хм, – усмехнулся он, – я подозревал, что многие люди, особенно если они живые, излучают тепло.
– То есть, – продолжила она, – у него постоянно были горячие руки. Даже потливые. Он был импульсивен и иногда неуправляем, когда-то мне нравилось это. Но в нём совсем не было души… то есть вообще. Он был дилером и, кажется, наркотики отбили у него последние остатки разума, – она протянула озябшие, провонявшие сырой шерстью руки к огню.
– И что, ты любила его? Раз сбежала от нас.
– Я тебя умоляю! Я же говорю, он был правой рукой крупного наркобарона, у него всегда была доза и вообще всё, чего мне захочется. Если правильно попросить.
– Даже не хочу представлять…
«Через что пришлось пройти этой девушке? На какие низости её толкала жизнь… И ведь не осудишь. Сейчас – мужеподобная и угловатая, лишена всего женского. Ей не приходилось думать о чести и благородстве. Она просто выживала».
– А ты, – сузив по-лисьи подведённые глаза, спросила она, – когда-нибудь любил?
– Я? Любил? Взгляни на меня – с таким видком сложно на что-то надеяться.
– Ой, да ладно тебе! – протянула она, ударив его в плечо, – Ты очень даже ничего! И вообще, какая разница? Вот если бы все были такие, как ты, я была бы уродкой? Ха, я представляю, как ты бы меня здесь утешал!
– Хах! Маленькая красная макака, – рассмеялся он, – и что это за пакля у тебя на голове? – и непослушные волосы снова отправились в пляс под руководством зелёных пальцев.
– Эй!
Она честно сражалась, защищая свою шевелюру. Да, можно только надеяться, что диван переживёт эту ночь.
– Короче, – отрезала она, – хватит прикидываться, что ты такой весь из себя айсберг в океане. Все влюбляются! Особенно в твоём возрасте. И я слышала, слышала, меня не проведёшь!
– Что ты слышала? – будто с опаской покосился он.
– В тот первый день, когда я пришла к вам просить принять меня. Ты заступился за меня, а Рафаэль си-ильно бушевал. Я отлично помню его слова: «Лео, у меня слов нет! Казанова, блин! Тебе одной предательницы не хватило? Ты решил к себе в гарем собрать полную коллекцию, из каждой группировки? Благородство у него, слово чести! Всё понятно теперь, что у тебя там играет на самом деле!»
– Раф, чёрт бы тебя побрал, – сдавленно кинул он в сторону, – так и что с того?
– Как что? Казановой просто так не называют, – издевательски улыбалась она, – до меня что, была подобная история?
– Ну, не совсем. Хотя, странно, что с твоими способностями, ты о ней ещё не знаешь.
– Рассказывай уже! А то узнаю!
– А что там рассказывать? Незадолго до твоего прихода, нас попросила о помощи «принцесса» клана Фут.
– Караи? Эта чокнутая убийца? Стой… Ты что, согласился ей помочь?
– Ну да, но у нас не было другого выхода. Бушевала война, гибли невинные люди.
– Ты! И Фут! Ты! – ошарашено тыкала она в него пальцем, – да ты и впрямь псих, зря я Рафа не слушала! Это ж… Она ж… Я видела её однажды – Терминатор, ниндзя-версия! Сколько она тогда нашего брата перекромсала!
– Нет, ты совсем не знаешь её. Ей приходится быть сильной, но у неё есть причины – её бросили родители, и её вырастил Шреддер. Но несмотря на это у неё есть честь, она держит слово, она благородно сражается…
«А-а, всё-таки психология – не псевдо наука, работает. Рассказывает, как миленький».
– … просто она оказалось не с тем человеком, и из-за своего благородства не может предать его, даже если теперь он – лишь воспоминание. И всё-таки, я надеюсь, что однажды мне удастся убедить её оставить криминальный мир и перейти на нашу сторону. Мы бы могли приютить её на первое время, помочь освоиться, как тебе сейчас.
– Ох уж эти книги по психологии… Прости, но что-то наталкивает меня на мысль, что я – замена неудовлетворённой потребности помочь Караи. Что именно поэтому ты так легко и безоговорочно принял меня и стал защищать перед братьями.
– Гм, – спёрто выдохнул он, – я не задумывался над этим, но вполне возможно… что так и есть. Хотя, это не имеет никакого значения, – он потянулся, облокотившись на спинку, и прикрыл глаза сцепленными руками, – это не-ва-жно. Нужно просто выкинуть всё это из головы. Я родился тем, кем родился, и навсегда им останусь. У меня есть братья и отец, и мне больше ничего не нужно.
« Да, да… самовнушение это, конечно, хорошо, но оно не работает, если ты не веришь в то, что говоришь, – прискорбно было сейчас смотреть на него. Он всё выдерживает, несёт за всех ответственность, у него нет права показать слабину… но у него тоже есть чувства и желания, – Да, он счастлив с братьями, и все эти мысли скорее всего –минутная слабость, вызванная необычной атмосферой и новым собеседником. Но он прав – многих человеческих радостей ему не придётся пережить. Как же обидно… и за что ему такое? Он был бы великим там, мог бы вдохновлять своей доблестью. Как же хочется хоть чем-то помочь… Но что я могу? Я ведь не могу превратить его в человека, даже на время! Сказать что-то мудрое, что решало бы проблемы? Ха, да кого я смешу? Он задавит меня своими мудрыми непонятными фразочками! Это ж надо такое придумать… Мы живём в мире, который САМИ создаём! И ведь не кто-то сказал, а человек, разрабатывающий психотехники! Де-программирование сознания, блин. Сто-о-оп, – пошёл заряд, – Стоп, стоп, стоп, – заработали поршни.
– СТОП!!! – над головой воссияла целая электростанция лампочек, – ТАК Я МОГУ! – завопила она ему прямо в лицо, стиснув крепкие плечи.
– Что… что ты можешь? – вжимался он в спинку от напора её энтузиазма.
– Лео, я могу помочь тебе оказаться в шкуре человека! На время, почти по-настоящему!
– Как?!
– Я введу тебя в транс!
– Загипнотизируешь? Опять?
– Да брось ты, это интересно! Ты испытаешь, какого быть человеком и, может быть, поймёшь, чего тебе не хватает!
– Что-то меня эта идея настораживает…
– Да ладно тебе! Давай, я сама уже сгораю от нетерпения!
– А ты… точно это умеешь?
– Ну… подопытных у меня было не много, наркота получше любых психотехник... Ой, да что, ты во мне сомневаешься? Я опытный гипнотизёр! Ты даже не заметишь разницы! И к тому же, это будет прекрасный опыт для тебя – ты поймёшь, как это работает, и больше не поддашься без своего согласия.
– Ну… может быть, ты и права, – с долей, с львиной долей недоверия произнёс ниндзя. В её способностях к гипнозу он не сомневался, но это и было главной проблемой.
– Всё, всё, начнём! Ха, вот это будет путешествие! Посмотрим, кем бы ты был, если бы родился «нормальным».