Главные новости Ninjaturtles.ru

• [18.03.18] NEW На сайте доступен перевод на русский язык TMNT Bebop and Rocksteady Destroy Everything №2
• [16.03.18] NEW На сайте доступен перевод на русский язык Tales of the TMNT Volume 2 №20
• [13.03.18] NEW На сайте доступен перевод на русский язык Archie Comics TMNT Adventures №7
• [11.03.18] На сайте доступен перевод на русский язык IDW TMNT/Ghostbusters Crossovers №3

Записки на повязках

Еще один сборник, не вошедший в основную историю. Здесь можно найти жестокие и нелепые, глупые и отвратительные, несовместимые с жизнью травмы и смерти от них. Будет пополняться по мере написания.

Здесь выкладываются фан-фики, которые ещё не окончены.

Модераторы: Kaleo, Миято

Аватара пользователя
Sfinks
ниндзя
Сообщения: 176
Зарегистрирован: Пн 20 июн 2011 10:10
Благодарил (а): 241 раз
Поблагодарили: 191 раз

Записки на повязках

Сообщение Sfinks »

Название: Записки на повязках
Автор: sfinks (Бурый Железняк)
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Драма, Психология, Даркфик, POV, Hurt/comfort, AU, Пропущенная сцена
Предупреждения: Смерть основного персонажа, Насилие, ОЖП, Гуро, Элементы гета
Размер: планируется сборник драбблов
Публикация: только с разрешения автора
Посвящение:
Всем, кто меня вдохновляет и всем, кто это читает.
Традиционно - Мэй)
Lollipop Twinkle, спасибо, что помогаешь и вдохновляешь! Ты - мой гарант адекватности, моральный флюгер и просто замечательный человек) Спасибо, что ты есть, Бета-тян!
Отдельно хочу поблагодарить Анастасию Хавратову, добрую фею с орфографическим словарем)
И еще... Фест-сан, как идейный вдохновитель, ты обязан оценить уровень жести) С "Троном", конечно, не сравнить, но все же...
Примечания автора:
Каждый уважающий себя автор хоть раз да убивал своих любимых персонажей, а написать десфик по TMNT - вообще что-то вроде обязательного норматива...
Всем, кто любит стекло - добро пожаловать!

Часть 1. Шкатулка последней воли

Черепахи *банутые.

Это аксиома, не нуждающаяся в подтверждении, но проверенная и доказанная столько раз, что считать бесполезно… Но, знаете… Не похоже, что я хоть сколько-нибудь более адекватна. Мы знакомы без малого десять лет, и за это время я чертову дюжину раз блокировала соцсети и номер телефона, шесть раз меняла квартиру и трижды — штат, и, естественно, все мои попытки вернуться к нормальной жизни были похерены очередным телефонным звонком. Каждый раз Донателло клялся, что удалил всю информацию со своих носителей, но каждый раз находил возможность связаться: через чету Джонс, электронную почту компании или Джонни. О да, рыжий все же не смог остаться в стороне от этого бедлама, не после того, как стал свидетелем очередного «приема» моих слишком зеленых пациентов. А уж после того, как он подлатал сухожилие одноухому зайцу-самураю… В общем, к неурочным звонкам мой благоверный относился с вынужденным пониманием.

— Да! — почти четыре утра, если бы не поганое настроение и не проснувшийся толком мозг — завернула бы шуточку о преемниках милой традиции Рейха.

— Марин, у нас проблема, — казалось бы, максимально расплывчатая формулировка, дающая мне полное право забить и повесить трубку, но. Рафаэль за все десять лет звонил мне ровно четыре раза, в каждый из которых меня в логове ждал лютый пизд*ц.

— Кто? — только и спросила я, натягивая спортивные штаны прямо поверх пижамных шорт.

— Донни, — от тона, которым это было сказано, по спине пробежал холодок: что-то было НЕ ТАК. Тишина и никаких подробностей, а когда я посмотрела на экран телефона, то увидела лишь стандартную заставку и время: четыре-тринадцать. Надо отрегулировать будильник на тумбочке, эта древность опять отстает.

Телефон завибрировал.

— Марин?..

— Лео? Да-да, я уже еду! — сбрасываю вызов. Четверть часа уходит, чтобы дойти до более-менее оживленной улицы и поймать попутку, и через рекордные сорок минут я уже стою у ближайшего «суперсекретного» входа в убежище черепах.

К привычному затхлому запаху подземелья примешивается что-то опасно тяжелое, заставляющее сильнее вцепиться в сумку с прилично расширившимся ассортиментом самопальных лекарств. Меня никто не встречал, только в общем зале я заметила какое-то оживление, если это можно было так назвать. Леонардо был хмур и транслировал в астрал волны леденящего спокойствия, что в его исполнении обычно обозначало потерю контроля и критическую близость к панике. Мастер Крыса на пару с Джонсом отпаивали Эйприл какой-то травяной бурдой, и, скомканно поздоровавшись, поспешили удалиться в зал медитаций — там и атмосфера спокойнее и звукоизоляция получше. Очевидно помогать, или хотя бы как-то прояснить ситуацию никто хотел.

Ситуация мне совсем не нравилась, но с порога требовать ответа у мечника я откровенно опасалась — как-никак успела кое-что узнать о нем за годы знакомства… Обходительный, любящий все эти социальные церемонии мутант, на поверку оказался еще более лютым, чем быдловатый Рафаэль, причем взорваться мог от любого триггера, благо, случалось это крайне редко. Один единственный раз я видела их поле битвы, и исполосованных катаной трупов и бессознательных калек с ровнехонько срезанными конечностями там было поболе, чем всех остальных вместе взятых.Нападавшим тогда не посчастливилось попасть по Майки какой-то парализующей дрянью, а Леонардо был слишком далеко, чтобы понять, что младший вообще-то обезврежен, а не мертв… Нет, в целом, Синий был хорошим парнем, но справится со страхом это никак не помогало.

Я уже сама направилась к застывшему почетным караулом у входа в лабораторию мутанту, когда двери распахнулись и мне на встречу выскочил помятый, но целый и невредимый Донателло.

— Док! Спасибо, что пришла, я не уверен, что смогу сам со всем справиться… Для этого мне не хватает рук, — к концу фразы его голос сорвался нервным смешком и, встрепенувшись, черепаха поспешил обратно в лабораторию. Леонардо на мой вопросительный взгляд только покачал головой и бесшумно двинулся следом, шаг в шаг.

Войдя в лабораторию, я не сразу поняла, что именно вижу перед собой и зачем меня вообще выдернули из дома ни свет ни заря. Донателло метался по разгромленной обители на волне странного возбуждения, воодушевленно сыпал заковыристыми терминами и странными околонаучными теориями, что-то настраивал и подкручивал, то и дело оборачиваясь на замершую у дверей делегацию, и от его нездорового энтузиазма, вкупе с гнетущей атмосферой, становилось не по себе. Я неловко покосилась на Леонардо, не слишком надеясь на ответ, но он с готовностью встретил мой взгляд и кивнул на другой конец лаборатории, противоположный тому, где сейчас копошился ученый. Пришлось встать на носочки, чтобы лучше видеть, на что указывал ниндзя… А рассмотрев, не смогла заставить себя подойти и на полшага ближе — меня буквально парализовало осознанием увиденного.

На аккуратном секционном столе, добытом где-то на свалке задолго до нашего знакомства и обычно приспособленном под всякую химию, лежало… ЧТО-ТО. В несобранной груде мяса, торчащей из обезображенного костяного доспеха было трудно узнать знакомые черты, но я и не старалась, до рези в глазах всматриваясь в сухие, зияющие, посмертные раны с дико вплетенными в них проводами. Хуже было только узнавать в этом творение рук моего талантливого зеленого компаньона, сейчас суетящегося по ту сторону стола: к неровным культям отрубленных рук и ног, с сорвано-синюшными следами жгута и прочими свидетельствами прижизненных повреждений, были приделаны стальные остовы протезов, эргономичных, гениальных и бесполезных. Взгляд скользил вверх по обрубкам, на изрезанный насечками и измазанный краской пластрон и выше, на грубо сшитую шею и отвисшую нижнюю челюсть, которую никто не сподобился вовремя подвязать… Я попыталась подавить внезапно накатившую дурноту и с усилием втянула в себя застоявшийся, отдающий тиной и железом воздух, но пожалела об этом, когда горло перехватило от гнилостного привкуса в носоглотке.

Я едва успела выскочить за дверь, прежде чем меня вырвало. Последний прием пищи был больше восьми часов назад, так что блевала на сухую, всем чем было: слизью, желчью, воздухом, под конец просто захлебываясь спазмами и сплевывая вязкую слюну пополам с соплями. В голове звенело, перед глазами все расплывалось, в горле саднило, а на ногах я держалась только усилием воли, потому что хлопнуться в обморок, в лужу собственной блевотины — последнее, что сейчас нужно и мне, и им. Для полного счастья только обоссаться не хватает.

От опустившейся на плечо ладони я шарахнулась в сторону, больно ударившись о стену и таки наступив в вонючую жижу. Нервы и так ни к черту, а бесшумно подошедший Леонардо с неразличимым в темноте цветом банданы и незнакомым выражением лица на миг показался вставшим поболтать покойником.

— Простите, что напугал… Вы в порядке? — годы так и не вытравили из него ледяную вежливость, что в этот раз здорово помогло — морок развеялся, в голове прояснилось, и я снова могла ясно мыслить. Или мне так казалось. — Пойдемте в ванную, Вам надо умыться.

Пока я хлебала воду из-под крана, Лидер дежурил у двери, не пытаясь прояснить ситуацию. Ждал.

— Как? — я едва узнала свой голос, настолько тот охрип.

Леонардо некоторое время молчал, пряча лицо в тени, но уже не напоминал… Его. Просто пытался заставить себя озвучить произошедшее.

— Мы разминулись на вылазке несколько дней назад, — его голос не дрогнул, но от услышанного по рукам побежали мурашки. В последовавшей паузе было столько невысказанного, что дальше приходилось слушать через силу. — Донни считал информацию с его маячка… после. Его выслеживали трое суток, глушили связь, пока он путал хвост и уводил их подальше от логова, а когда удалось схватить — уже избавился от всего, кроме встроенной сигналки. А дальше… Они просто захотели поквитаться.

— Они? Тебе известно, кто его…

— Тебе не надо этого знать, — взгляд Леонардо горел кристально-чистой жаждой убийства, и я молча кивнула, подтверждая свое невмешательство. Ниндзя смерил меня странным взглядом и, что-то для себя решив, пугающе мягко добавил, объясняя: — Они оставили подпись.

Прозвучало, как обещание.

Скорбь слабо скрадывала ледяной Ад в его глазах, и то, что он возьмет вину — было понятно без слов. Эти идиоты подписали себе смертный приговор, убив его брата, но чем они думали, когда глумились над трупом? Они посмели пометить тело и только за это их стоит выпотрошить и зашить изнанкой наружу.

— Что с Донателло?

— Срыв, — Леонардо помрачнел еще сильнее и молча протянул мне выуженный из потайного кармашка шприц. — Донни единственный медик, ему тогда показалось, что сердце все еще бьется, а мы… Мы слишком хотели в это поверить.

— И сколько он уже… Так? — реактивный психоз, просто блеск. От открывшихся перспектив меня снова замутило.

— Двое суток. Он не хотел Вас звать, пока «состояние не стабилизируется»… — на его лице, наконец, отразилось что-то кроме убийственного спокойствия, но что именно: боль, страх или брезгливость, понять так и не удалось. — Мы поняли, что что-то не так, только когда из-за двери начало тянуть падалью.

Шприц жег ладонь, пусть и был лишь чуть теплым от длительного контакта с кожей мутанта.

— И что ты хочешь, чтобы я с этим сделала? — да, действительно, что можно сделать с пятикубовым шприцем? Если в одном миллилитре, по стандарту того же галоперидола, пять миллиграмм действующего вещества, то тут пять стандартных дозировок… Вопрос в другом: успею ли я отскочить от ниндзя до того, как он среагирует и попытается меня прибить?

— Вам ничего не угрожает, мэм. Введите препарат, а дальше — не Ваша забота, — стоило признать, на фоне изможденного ученого сверхсобранный и сосредоточенный Лидер выглядел вполне внушительно, но и у его гениального братца наверняка есть тузы в рукаве.

— Но почему ты сам не можешь это сделать?

— Я думаю, Донателло в какой-то мере понимает, что с ним что-то не так… Но не хочет выходить из этого состояния. Он ничего не ест, перестал спать и не подпускает нас на расстояние вытянутой руки, — мне все больше хотелось скукожиться, свернуться калачиком где-нибудь в укромном месте и притвориться, что все это происходит не со мной. Леонардо же, наоборот, выпрямился и едва заметно повел плечами, будто разгоняя кровь… Не мне одной, значит.

— Не понимаю, в чем проблема? Скооперируйтесь с братом, привлеките сенсея, не думаю, что вам будет так уж сложно его скрутить…

— Вы явно недооцениваете Донателло. Будучи на своей территории он практически неуязвим, а разносить тут все в попытке добраться до ниндзя, который вырос вместе с тобой и знаком со всеми уловками… — он устало покачал головой и покосился на дверь. — К тому же, я просто… Не могу. Понимаю, что это для его же блага, но…

— Все в порядке, — меня аж саму перекосило от того, сколько лицемерия было в этой фразе. Я согласилась вколоть транквилизатор съехавшей с катушек сверхумной машине для убийства, чтобы отобрать у него труп брата для захоронения — ничего не может быть в порядке. — Но, ты уверен, что я вообще смогу к нему подойти?

— Да. С самого возвращения, Вы единственная, кого он пригласил в лабораторию сам.

Возвращаться было тяжело и морально, и физически. Теперь запах тления, раньше едва различимый на фоне сырого подземного духа, становился гуще с каждым шагом, так что дышать приходилось неглубоко и часто, чтобы не провоцировать только-только успокоившийся желудок. Леонардо шел на шаг позади, изображая одновременно роль телохранителя и конвоира, что ни мало не ободряло, но… Рассчитывать было больше не на кого.

— Уже вернулись? Отлично! Как раз осталось запустить сердце, — когда Донателло схватил меня за руку и бесцеремонно подтащил к столу, Леонардо ощутимо напрягся, но остался стоять у двери, следуя плану. — Марин, не откажешься проассистировать?

— Ни в коем случае. Не расскажешь, что именно ты надумал делать? — все знают, что когда человек не в себе, с ним нужно во всем соглашаться… На самом деле это не совсем так. Нужно играть, как в спектакле, и тогда ты будешь свободен в пределах отведенной тебе роли. Что ж, по крайней мере, свою я выучила уже очень, очень давно.

— ИВЛ, сердечно-легочная реанимация, весь комплекс, сама же знаешь процедуру лучше меня, — черепаха с гордостью обвел вырванные с мясом мониторы, расставленные вокруг стола, нависающие над трупом незрячим караулом. Дифибрилятор для черепах бесполезен, его мощности не хватит, чтобы пробиться через пластрон, поэтому по полюсам сердца торчали диоды, уже приварившиеся к мясу от постоянной подачи напряжения. — Вот только проводку где-то перемкнуло, никак не могу сам разобраться… Разряд не идет!

Но разряд шел, и проводка была в порядке, просто сердце не билось. Даже мышцы не сокращались — это в кино полусгнивший труп может выгнуться другой и ожить от удара молнии, в реальности же только запах паленой тухлятины становился сильнее.

— Попробуй проверить контакты, — подсказала я, подходя ближе. Нужно прощупать почву, насколько он сейчас невменяем. — Сколько оно уже не бьется? Его сердце?

— Около восьмидесяти двух часов, может, больше. Разве это так уж важно? — движения стали чуть более суетливыми, и Донателло умудрился дважды уронить мультиметр и запутаться в проводах, прежде чем обернулся ко мне всем корпусом и заговорил: — Смотри, я сделал ему новые руки и ноги. Они даже лучше прежних, вот увидишь! Он не хотел просыпаться, потому что боялся стать калекой, но ведь теперь все в порядке, верно? Я даже усилители настроил… Все детали заменяемые, балансировка, осталось только сердце завести…

Я прикрыла глаза, чтобы хоть ненадолго отгородиться от этого кошмара. Состояние аффекта, реактивный психоз с бредом изобретательства и навязчивыми идеями, возможно параноидный компонент, но я не видела, как он взаимодействует с остальными и не могу судить… Пятикратная дозировка? Должно хватить часов на двадцать, учитывая, что человек от такой «помощи» сыграл бы в ящик. Надеюсь, он будет в состоянии сам контролировать дозу нейролептиков, иначе даже представлять не хочу, как далеко может зайти этот Франкенштейн.

— …не посмотришь?

— Что? Прости, я задумалась.

— Проверьте кабель под столом, — уже несколько раздражённо повторил тот. — Я не требую снимать напряжение с узлов, просто посмотрите целостность.

Возможность санкционированно залезть под стол, не вводя в замешательство окружающих, меня даже обрадовала, пусть я и не горела желанием ползать под трупом. Внизу было пыльно, но относительно чисто, что, в общем, и не удивительно — с невскрытого трупа течь было особо нечему, хотя сливное отверстие и было покрыто темными потеками, сухими и облупившимися.

Донателло стоял вплотную к столу прямо передо мной, и я судорожно стиснула шприц, собираясь с духом: укол в бедро — определенно не самый лучший выбор, но другого шанса могло и не представиться. Дико извернувшись, я едва успела откатиться от мощного пинка, снесшего тумбу с инструментами, и только чудом разминулась с пролетевшим перед носом скальпелем, прежде чем Лео схватил медленно оседающего на пол брата.

— Кейси! Иди сюда и помоги мне! — не похоже, что Лидеру на самом деле требовалась помощь, потому что учёный уже практически не сопротивлялся, лишь вяло отмахиваясь от удерживающих его рук. Я осторожно выползла из-под стола с противоположной стороны и случайно встретилась с ним взглядом: больная надежда в воспаленных глазах стремительно сменялась паникой и пониманием… Донателло уже не смотрел на меня, он остекленевшим взглядом уставился на лежащий между нами труп и завыл. Этот звук, полный запоздалого отчаянья, нельзя было назвать криком — тот не был для этого достаточно громким — но отдавался во всем теле, свербел в ушах, от него ломило зубы и слезились глаза. Замолчал черепаха так же внезапно, безвольно осев на руки всполошившимся Лео и Кейси, которые без промедления вынесли его из помещения, оставляя меня один на один с покойником.

Неспеша обойдя стол по кругу, я остановилась в изголовье, всматриваясь в такие знакомые, но карикатурно искаженные черты. Смерть оставляет свой отпечаток на всех, к кому прикасается, и мне еще никогда не было так тяжело оттого, что я знала, на что смотреть. Приоткрытый рот темнел кровавым провалом, в котором виднелся острый синюшный и темный язык, тонкие кожистые губы уже начали подсыхать и обнажили зубы в немом оскале. Слава Богу, хотя бы глаза были закрыты, не уверена, что смогла бы сама это сделать, а заглядывать в мутные зрачки было слишком страшно. Голова без повязки выглядела так, будто с нее сняли скальп, сразу стали видны глубоко запавшие глазницы и заострившийся контур ноздрей, а на пластроне мне, наконец, удалось рассмотреть какое-то издевательское граффити, намалеванное дешевой лиловой краской поверх пулевых отверстий и зарубок в кости. Сам рисунок мне мало о чем говорил — я старалась держаться подальше от неприятностей, не желая ничего знать об их противниках, и черепахи такое решение всячески поддерживали… Но восточного дракона, свившегося кольцом вокруг стилизованного следа лапы, я запомню.

Глубоко вздохнув, я вытерла вспотевшие ладони о штаны и несмело положила руку ему на плечо — почти ритуал, самое близкое к открытому проявлению сочувствия, что этот болван допускал по отношению к себе за все время знакомства. Было совсем не противно, если не обращать внимания на запах, тело явно кто-то обмыл и, судя по тому, что за несколько дней в нехолодном помещении вокруг не летали мухи и вообще можно было дышать, еще и обескровил. Шкура на ощупь оказалась сухой и холодной, как размороженное мясо, но гораздо, гораздо плотнее.

— Идиот, — я тут же прикусила язык и воровато огляделась, не подслушивает ли кто? Лаборатория была пуста, так что я тихо продолжила, выпуская слова наружу, зная, что потом вряд ли смогу нормально попрощаться. — Самоотверженный ублюдок. Почему ты даже не пытался позвать на помощь? Боялся, что вычислят остальных, или уже не было выбора? Я знаю, на что ты способен, так какого черта?!

Ответа, по понятным причинам, не последовало.

— Я помню, что обещала позаботиться о твоей семье, но не думаю, что от меня будет хоть что-то зависеть, если они выкинут нечто подобное, — тяжело сглотнув, я продолжила, давясь словами. Слишком… Это слишком. — Я не буду тебя оплакивать, слышишь?

Кожа ощущалась губами иначе, чем пальцами — гораздо холоднее, острее, больнее… Простое касание к короткому шраму, обычно прятавшемуся под повязкой и в хмурой складке на лбу — еще один ритуал.

— Tsarstvie nebesnoe — svetloe mesto…

— Что это, какое-то заклинание? — вопрос заставил меня вздрогнуть от неожиданности, к тому, что мои подопечные передвигаются абсолютно бесшумно, я давно привыкла, но в этот раз даже присутствия не ощущалось.

— Это молитва, - прощание. Обещание.

Черепаха подошел ближе и грустно усмехнулся. Несмотря на непривычную задумчивость и не самый здоровый вид, чувствовалось, что он не сломается и не сорвется. Горе не обойдет его стороной, но он выдержит и… И тут я заметила повязку у него на руке, рваную и пропитанную чужой кровью. Он тоже посмотрел на нее и сжал пальцами свисающие концы.

— Я знаю, что ты хочешь сохранить что-то на память, но я ее не отдам. И себе не оставлю, просто отец пока не готов ее взять, поэтому… — взгляд голубых глаз был как никогда ясным и говорил он уже совсем не о куске ткани. — Пока я подержу ее у себя.

Мутант старательно избегал смотреть на тело, ему явно было неуютно и некомфортно, но хотелось поговорить. Что ж, мне тоже здесь делать больше нечего.

— Пойдем, подышим свежим воздухом, — в коридоре действительно дышалась легче, и мы двинулись в сторону кухни, где была налажена нормальная вытяжка.

— Знаешь, никогда не думал, что за нас будет кто-то молиться… Раф был бы рад.

— Раф бы послал меня нахрен, — хмыкнула я, отпивая горячего чая. Возможно, он был крепче обычного, но вкуса я не почувствовала.

— Неправда, Док. Он ценит всех, кому доверяет, — Джонс грузно приземлился за стол и устало потер лицо руками. На людях потрясение всегда видно ярче, чем на мутантах, и я благодарна, что в жилище черепах почти нет зеркал. — Ценил.

— Все в порядке? — участливо поинтересовалась Эйприл, садясь рядом и зябко кутаясь в плед. Я хмуро посмотрела на нее поверх кружки. — Я имею в виду… Это шокирует.

— Да, — помедлив, согласилась я. — Смерть всегда шокирует, особенно насильственная смерть.

«Особенно, если ты считала умершего практически неуязвимым» — так и осталось непроизнесенным.

Диалог не клеился, и когда к столу подошел Леонардо, в помещении стояла неловкая тишина. Большая деревянная шкатулка опустилась на стол с глухим стуком, привлекая внимание, и когда я оторвалась от разглядывания чаинок в кипятке, оказалось, что на кухне присутствуют все, кроме Донателло.

— Не думаю, что есть смысл ждать похорон, — негромко произнес Лидер под внимательными взглядами отца и нахмурившегося брата. — Это «шкатулка последней воли». Мы все положили сюда конверты с завещанием и словами, что могли не успеть сказать при жизни…

— Ты действительно думаешь, что Раф не оставил свой конверт пустым? — скептически поинтересовался Микеланджело. — Ты же помнишь, он больше всех не хотел ее заполнять!

— Ему не нравилось, что вам приходится думать о смерти в столь юном возрасте и что он может оказаться неспособен вас защитить, — мягко прошелестел Сплинтер, вставая на место почтительно отошедшего сына, и открыл тяжелую плоскую крышку. — Но даже он понимал, что бесполезно бороться с естественным ходом вещей… Вот, Леонардо, прочитай вслух. Мои глаза уже не те, что раньше.

Как ни странно, завещание Раф все же оставил, но составлено оно было в совершенно неповторимом стиле и содержало всего восемь строчек:

«Саи — мастеру,
Гантели, грушу и канифоль — Лео,
Комиксы — Майки,
Комнату со всем содержимым — Донни под опыты,
Байк — Кейси,
Эйприл, если все же выйдет за этого идиота — терпения и бейсбольную биту… »


И, судя по цвету чернил, написанное гораздо позже:

«Кусок панциря из-за правого плеча, как договаривались — Доку (при условии, что от панциря или плеча что-то останется. Если нет — х*уй, на случай непредвиденных обстоятельств)».

***


Как только дверь за моей спиной закрылась, телефон завибрировал.

— Да?

— Спасибо.

— Что? Кто это? — но из динамиков не доносилось ни звука, а в вызовах была информация только об одном принятом и двух пропущенных, все — от Леонардо. — Какого черта?!

Собственный нервный смешок напугал меня больше, чем нездоровый энтузиазм воркующего над трупом Донателло, и я поспешно зажала себе рот, надеясь хоть как-то сдержать истерику.

«Спасибо», этот придурок сказал бы «спасибо».

_____________________________________________________________________________________________________________
Примечания:
Внезапно. Почти полный пересказ этого стиха, или, по крайней мере, его сути: https://ficbook.net/readfic/5964005/202 ... rt_content

Идея завещания родилась из вот этой зарисовки:
Раф, Марин и пневмоторакс.

М: - Дыши, давай, вдох-выдох! Сам!
Р: - хххы
М: - Имей в виду, когда ты умрёшь, я сделаю себе черепаховый гребень...
Р: - хххуй
М: - Спасибо, оставь себе, мы не настолько близки.
Выпрями спину.
Аватара пользователя
Sfinks
ниндзя
Сообщения: 176
Зарегистрирован: Пн 20 июн 2011 10:10
Благодарил (а): 241 раз
Поблагодарили: 191 раз

Записки на повязках

Сообщение Sfinks »

Послесловие.

Донателло не смог заставить себя подойти к телу даже будучи на транквилизаторах, не после всего, поэтому завещанный мне кусок панциря пришлось вырезать Леонардо. Я даже думать не хочу, чего ему это стоило, но когда он отдавал мне сверток, его пальцы заметно подрагивали.

Тогда, стоя у прогоревшего костра, провонявшая дымом, я впервые поняла, что это вообще-то похороны, и тот, кого я знала не один год и на кого, не смотря ни на что, могла положиться — мертв. И шершавый и мутноватый, вываренный, чтобы избавиться от приставшей плоти и надкостницы, кусок панциря оттягивал руки к земле.

Я обещала, что сделаю из него костяной гребень…

Действительно, я выточила его себе самостоятельно там же, у Донни в лаборатории, предварительно «убив» на тренировках десятка полтора заказанных на eBay коровьих рогов. В итоге исходного материала хватило на гребень, узкую двузубую заколку и маленькое кольцо. Долго думала, что на нём вырезать, но в результате просто зашлифовала.

— А из моей лопатки ты тоже кольцо сделаешь? — горько усмехнулся Джонни, увидев костяной гарнитур.

— Я умру раньше тебя, милый, — и впервые за пять лет он взялся за сигареты.

Теперь зеркально с обручальным кольцом я ношу при себе выжженное заклинание на кириллице и всех любопытных отправляю за разъяснениями к царю Соломону, а особо наглых — на его же конкретный орган. Конечно, такое внимание дико раздражает, но…

Это пройдет.
Выпрями спину.
Аватара пользователя
Sfinks
ниндзя
Сообщения: 176
Зарегистрирован: Пн 20 июн 2011 10:10
Благодарил (а): 241 раз
Поблагодарили: 191 раз

Записки на повязках

Сообщение Sfinks »

Часть 2. Кукушка-кукушка...

«...Что же осталось от блещущих дней?
Новый портрет в галерее портретов,
Новая тень меж теней».
М. Цветаева




Просторная светлая комната насквозь пропахла больничной палатой, и лунный свет, проникавший в распахнутое окно со свежим ветром и путающийся в газовых занавесках, заливал пространство почти инфернальной белизной. Рафаэль чувствовал себя персонажем старого ужастика, в котором вместо сексапильного клыкастого графа в чужую спальню ввалилась громадная горбатая черепаха, а вместо прекрасной юной девы с белоснежных простыней сверкала глазами угасающая старуха. Он не узнал ее, замерев у подоконника, готовый в любой момент сигануть обратно в окно, пока та не заговорила, знакомо-ехидным тоном. Только тогда Раф, не сводя с нее глаз, тяжело опустился в кресло у кровати, слабо пахнущее мужским одеколоном и какими-то специями.

— Что, хороша? — усмехнулась женщина его смятению.

— Страшна, как смертный грех, — с неприличной честностью фыркнул тот. — Как ты, Док?

— Жива. Посидишь со мной до рассвета?

У них было мало времени — Рафаэль прибыл глубоко заполночь и небо на горизонте уже светлело, хотя луна была еще высоко. Тихий разговор обо всем и ни о чем до странного напоминал их прошлые диалоги, когда Марин приходилось штопать или резать его по живому, и надо было как-то отвлечь и отвлечься самой. Только теперь у постели сидела не Док, а сам Рафаэль.

Женщина быстро уставала, ее фразы становились все короче, а голос — тише. В какой-то момент она взяла его за руку, и он не хотел думать, что значил этот жест. Но ладонь так и не выпустил.

Бросив короткий взгляд в окно за его плечом, она некоторое время молча разглядывала розовеющее небо.

— Не мне считать чужие года… Но ты… Будешь жить долго, — немощная старуха с выцветшими, кажется, ещё в юности глазами смотрела на него не щурясь и не моргая.

По странному, но правильному обычаю она умирала дома, впрочем, строго-настрого запретив родным самостоятельно за собой дохаживать, и оплачивала сиделку из собственных сбережений. Она была ещё в силе, выдернув его из другого штата с внезапным требованием явиться ПРЯМО СЕЙЧАС, и теперь рассматривала его даже внимательнее, чем в их первую встречу. Рафаэль неуютно передёрнул плечами, испытывая смутную неловкость за свое здоровое сильное тело.

Когда-то он всерьез сомневался, что доживёт до старости, но теперь, глядя в ставшее незнакомым лицо Марин, впервые осознал, что сумел не только выжить, но и пережить своих друзей, врагов и просто мимолётных знакомых… Плевать, что Ангел уже была почтенной пожилой леди, а Кейси вовсе последние десять лет кормил червей — Раф осознал свой возраст только сейчас. Он был стар даже по человеческим меркам, но предсказание, произнесённое дребезжащим старушечьим голосом, заставило содрогнуться.

Блеклые водянистые глаза медленно скрыли полупрозрачные веки, и из запавших глазниц будто на миг взглянула сама костлявая, влажно дохнув землёй. Рафаэль поспешно выпустил сухую костистую ладонь, побоявшись нечаянно раздавить женщине кисть, но та удержала его холодными, неожиданно цепкими пальцами. Марин снова заговорила, и наваждение рассеялось.

— На столе лежит пакет, в нем — ноутбук, пенал с флешкартами, жёсткий диск и кое-какие записи. Вскроешь, когда будешь подальше от людей, и сам разберёшься кому что передать. Там подписано.

***



В руках он держал что-то похожее на дневник. Обычная тетрадь с выдранными, измятыми и вклеенными обратно листами, единственная — без пометок и подписи. Всмотревшись в мелкий убористый почерк, Раф заметно скис, поняв, что тот был написан по-русски, но отчего-то не бросил в общую стопку предназначенной Донни макулатуры, а скрутил и спрятал за пояс. Вряд ли она стала бы писать что-то адресованное Донателло не на английском, и вряд ли тетрадь оказалась среди записей случайно. Флешки содержали более подробную информацию на необычных пациентов и, помимо ироничных отступлений, сопровождались фото- и видеоматериалами.

Не прошло и двух дней, когда ему сообщили про похороны. Новость заставила его замереть на полвдоха, но… Рафаэль знал, что они видятся в последний раз ещё до того как пришел к ней ночью. Знал, едва ли не раньше чертова звонка.

Мутантов не позвали ни на поминки, ни на похороны, что не удивительно, учитывая их отношения с О’Доэрти и прочим не посвященным в дела мутантов семейством. Странно, что тот все же позвонил, и вообще позволил ему встретиться с Марин в такое время… Судя по голосу, ему самому недолго осталось.

Жизнь раскидала братьев так, что даже связаться было проблематично, не говоря уже о личной встрече… И был ли повод собираться, если их даже на похороны не звали? Поэтому Раф решил устроить поминки сам. Вооружившись гугл-переводчиком и чьим-то полупустым блокнотом, он принялся с боем продираться сквозь строки чужого языка. Когда первая запись в полторы страницы была закончена, у Рафаэля болела голова не только от алкоголя. Содержимое тетради было похоже на очередную историю болезни, пока он не попробовал перечитать получившийся перевод… Его пальцы дрогнули, сминая исчерканные листы, и он дико уставился на покойно лежащую на журнальном столике книжицу. Это была исповедь. Чертовски длинное и откровенное письмо звучало в ушах знакомым голосом с незнакомыми интонациями. На полный перевод у него ушел не один день, и даже не месяц, но когда он закончил… Рафаэль впервые захотел пойти на могилу в поисках ответов, вот только могилы не было. Марин кремировали, развеяв останки по ветру где-то на другом конце света, и небрежно свёрнутый дневник был всем, что от нее осталось. Дневник и чертова уйма вопросов, на которые уже никто и никогда не ответит.

Все же Рафаэль — сентиментальный дурак, и вместо кладбища взобрался на крышу, подгадав ночь, когда шел снег. Она любила снег, оказывается. Колючие шарфы, когда дарят чертовы полотенца, что угодно с солёной карамелью и первые сезоны «Сверхъестественного».

Оказывается, все это время…

Он сощурился на низкое небо и сжал в пальцах злополучную тетрадь.

— Я тоже… Не буду тебя оплакивать.

Простояв на улице меньше трех минут, он развернулся на пятках и бесшумно скрылся в густеющей непогоде.

Черновики с корявым переводом дотлевали под оседающими хлопьями снега, сырея и расплываясь в нечитаемое ничто — плевать. В конце концов, у него будет достаточно времени, чтобы выучить язык и довести его до ума.
Выпрями спину.
Аватара пользователя
Anny Shredder
ниндзя
Сообщения: 328
Зарегистрирован: Вс 24 фев 2013 23:53
Имя: Анастасия
Откуда: Тольятти, Россия
Благодарил (а): 264 раза
Поблагодарили: 90 раз
Контактная информация:

Записки на повязках

Сообщение Anny Shredder »

Волей случая прочитала эту часть вначале не на Фикбуке, а здесь. Грустно все-таки, что кому-то из них все же суждено пережить другого. И особенно горько - за того, кто остался, кто бы ни был. Но по-другому, наверно, не бывает
"То, что нас не убивает, делает нас сильнее"
Аватара пользователя
LEA
воин ниндзя-трибунала
Сообщения: 4977
Зарегистрирован: Пн 15 янв 2007 0:33
Откуда: LATVIA
Благодарил (а): 357 раз
Поблагодарили: 270 раз
Контактная информация:

Записки на повязках

Сообщение LEA »

А я вот как раз на фикбуке прочитала. И коммент... уж простите, но на новый я пока просто не способна, так что продублирую. Мало ли, кому, кроме автора, будет интересно моё скромное мнение)))

По началу я побоялась писать коммент. Послевкусие работа оставила при первом прочтении очень... смешанное. Горечь перемешалась с пустотой, но не с той, которую читателю должен бы передать главный герой, потерявший важного для себя человека. Но вот какое... Может, нехватка того самого разговора между Марин и Рафом, который пробил бы на слезу своими старыми добрыми колкостями огрызаниями? Может, это просто объём работы так повлиял? Нет, копать пришлось глубже. И не один раз...

Только на третий раз я поняла, почему внутри после прочтения такая пустота. Трагедия Рафа тут гораздо глубже, чем просто потеря Марин. Потерять дорогого... друга, это, безусловно страшно. Но не найти никого, с кем можно было бы этот страх и это горе разделить, страшнее вдвойне, даже втройне. А Рафаэль ведь тут показан на столько один, что мурашки по коже. И нет в нём этой привычной горькой "да пошли они все", которое обычно помогает и поддерживает его в такой момент. Есть некая обречённость и та самая пустота.

В итоге оказалось, что первое прочтение совершенно сбило с толку и акцентировало внимание совсем не на том, что важно. Но не потому, что автор дал промашку. Промашку дал читатель, привыкший к юмору автора даже в самой тяжкой ситуации героев. В этой же работе выбран другой путь. Совершенно другой и, наверное, единственно правильный для подобного развития событий. Автор заставила такой маленькой работой нарисовать такую огромную картину у меня в голове, что я ещё долго буду ходить и офигевать, заметив ещё какую-то деталь, открывающую чуть больше для понимания ситуации. Каждая фраза - не просто так. Каждое движение - всего-лишь кусочек пазла и при этом огромное окно на одну из граней ситуации. Вах... Спасибо!!!

И эксклюзив для форума...

А можно как нибудь потом получить хотя бы в намёках подтверждения своих догадок о том, что же было в той самой исповеди?))) Мыслей, зная эту парочку, просто уйма, каждая выстраивает целую сюжетную линию... И понимаю, что, может, лучше и не знать. Но, панцирь его раздери, любопытственно!
____________________________
If you want to save her - first you have to save yourself,
If you want to free her from the hurt - don't do it with your pain,
If you want to see her smile again - don't show her you're afraid
Because your circle of fear is the same (c) HIM


Пицца... Как пашки мидзя! (с) Яромир
Аватара пользователя
Sfinks
ниндзя
Сообщения: 176
Зарегистрирован: Пн 20 июн 2011 10:10
Благодарил (а): 241 раз
Поблагодарили: 191 раз

Записки на повязках

Сообщение Sfinks »

Anny Shredder писал(а): Пт 28 фев 2020 21:42 Волей случая прочитала эту часть вначале не на Фикбуке, а здесь. Грустно все-таки, что кому-то из них все же суждено пережить другого. И особенно горько - за того, кто остался, кто бы ни был. Но по-другому, наверно, не бывает
Спасибо! Да, грустно, но это неизбежно даже в реальной жизни...
LEA писал(а): Пт 28 фев 2020 23:23 А можно как нибудь потом получить хотя бы в намёках подтверждения своих догадок о том, что же было в той самой исповеди?))) Мыслей, зная эту парочку, просто уйма, каждая выстраивает целую сюжетную линию... И понимаю, что, может, лучше и не знать. Но, панцирь его раздери, любопытственно!
Можно, отчего нельзя)

Во-первых, спасибо огромное за твой комментарий!
Для меня очень важно знать, что работа не только развлекает, но и заставляет думать. Я безумно рада, что мы с тобой мыслим в одну сторону, Лея-чан)))
LEA писал(а): Пт 28 фев 2020 23:23 Трагедия Рафа тут гораздо глубже, чем просто потеря Марин.
Действительно так.
LEA писал(а): Пт 28 фев 2020 23:23 Потерять дорогого... друга, это, безусловно страшно.
А вот тут - все еще хуже, на самом деле. Они не друзья. У них не было возможности стать хотя бы друзьями. Все что делала Марин для черепах - она делала вынужденно, не всегда потому что ей что-то угрожало(кроме самого первого раза), но всегда потому, что обратиться было не к кому. Остальные черепахи даже не попытались приехать на ее похороны - у них довольно своих мертвецов, и даже с бомжом-профессором они в свое время общались чаще и душевнее.
Так что, по сути, Раф даже горевать не имеет права. Вот так.
LEA писал(а): Пт 28 фев 2020 23:23 Но не найти никого, с кем можно было бы этот страх и это горе разделить, страшнее вдвойне, даже втройне.
А с кем его разделить? Разве что Джонни, но тот и сам плох, да еще и терпеть его не может. Как бы суровые мужицкие поминки не свели свежеиспеченного вдовца в могилу следом за доком.
LEA писал(а): Пт 28 фев 2020 23:23 нет в нём этой привычной горькой "да пошли они все", которое обычно помогает и поддерживает его в такой момент.
Он это перерос. Как сказал бы Раф: "Я уже слишком стар для этого дерьма."

И еще пара моментов... Но мне интересно, догадаешься ты или нет) Я и так уже дала подсказку к одной из линий)
Выпрями спину.
Аватара пользователя
LEA
воин ниндзя-трибунала
Сообщения: 4977
Зарегистрирован: Пн 15 янв 2007 0:33
Откуда: LATVIA
Благодарил (а): 357 раз
Поблагодарили: 270 раз
Контактная информация:

Записки на повязках

Сообщение LEA »

Sfinks писал(а): Пт 28 фев 2020 23:58 А вот тут - все еще хуже, на самом деле. Они не друзья.
потому и многоточие... не друзья, если брать это в самом прямом понимании слова. Но это те самые две души, которые всегда в самой критичной ситуации чувствовали друг друга и приходили. пусть даже и один единственный раз, к постели умирающего.
Sfinks писал(а): Пт 28 фев 2020 23:58 Как бы суровые мужицкие поминки не свели свежеиспеченного вдовца в могилу следом за доком.
ревность к черепахе? боязнь за жизнь Марин, которая связалась с нелюдями? что бы то ни было, дожив до старости, получив Марин себе, сохранив её до старости... короче, я не думаю, что всё кончилось бы плохо. Даже, если бы Джонни и отправился бы за женой вслед сразу после такой попойки, это было бы куда более легко и приятно, чем горевание. Ибо они оба... не имеют право оплакивать Марин.
Sfinks писал(а): Пт 28 фев 2020 23:58 Он это перерос.
и это чувствуется! в том то и оно, что тут не мысли подростка, горячего сорвиголовы. Не смотря на могучее мутантское тело, разум постарел. Стал степеннее, мудрее. Но и безразличнее в какой-то мере. К себе самому. И это пугает..

А отгадывать сейчас я даже пытаться не буду)) Слишком много мыслей и эмоций сейчас сразу, связанных с уже имеющейся информацией. Кто сказал, что прочитать работу три раза - предел?)))
____________________________
If you want to save her - first you have to save yourself,
If you want to free her from the hurt - don't do it with your pain,
If you want to see her smile again - don't show her you're afraid
Because your circle of fear is the same (c) HIM


Пицца... Как пашки мидзя! (с) Яромир
Аватара пользователя
Sfinks
ниндзя
Сообщения: 176
Зарегистрирован: Пн 20 июн 2011 10:10
Благодарил (а): 241 раз
Поблагодарили: 191 раз

Записки на повязках

Сообщение Sfinks »

LEA писал(а): Сб 29 фев 2020 0:12 ревность к черепахе? боязнь за жизнь Марин, которая связалась с нелюдями? что бы то ни было, дожив до старости, получив Марин себе, сохранив её до старости... короче, я не думаю, что всё кончилось бы плохо. Даже, если бы Джонни и отправился бы за женой вслед сразу после такой попойки, это было бы куда более легко и приятно, чем горевание. Ибо они оба... не имеют право оплакивать Марин.
Близко, но нет. Вся история Джонни с Марин - контекст...
Sfinks писал(а): Пт 28 фев 2020 19:41 Только тогда Раф, не сводя с нее глаз, тяжело опустился в кресло у кровати, слабо пахнущее мужским одеколоном и какими-то специями.
...и детали.
Выпрями спину.
Аватара пользователя
Sfinks
ниндзя
Сообщения: 176
Зарегистрирован: Пн 20 июн 2011 10:10
Благодарил (а): 241 раз
Поблагодарили: 191 раз

Записки на повязках

Сообщение Sfinks »

Есть мнение, что предыдущая часть была слишком оптимистичная - все умерли в глубокой старости, и, для разнообразия, своей смертью.
Что ж, реабилитируюсь)

Мир оригинального сериала 2003, много отсылок на 21 серию 3 сезона. Никакой Марин.
Да, этот драббл снова о двух частях.

Мастер Махайрод! Вам.



Дыши...

У Донни впервые за черт знает сколько времени трясутся руки. Он смотрел на подрагивающие пальцы и даже не удивлялся — не после пяти дней без сна, на одном сахаре и кофеине — понимал, что за это ему еще предстоит расплачиваться… Ниндзя готов, главное не упасть ничком ближайшие сутки.

С размаху поставив пустую кружку на колченогий стол, будто припечатывая его к идущей рябью реальности, он наклонился вперед, упираясь гудящей головой о скрещенные запястья. Перед глазами снова потемнело, будто кто-то выключил свет, и он вынужден был зажмуриться, чтобы проморгаться.

Неспатьнеспатьнеспать…

Сзади раздался стон, вырывая из мутной полудремы, больше похожей на обморок, и Донателло на нетвердых ногах подошел к накрытым драным спальником деревянным поддонам, служащим вместо койки. В лицо ударил тяжелый солоноватый дух болезни, отчего резь в желудке только усилилась, посылая сухой спазм выше по пищеводу. Черепаха судорожно сглотнул и закашлялся, отвернувшись и прикрывая рот, будто кто-то мог сделать ему замечание или указать на возмутительное отсутствие условий асептики… А также нормального освещения, стойки для капельниц, обогревателя, чистых бинтов, белья и еды, за исключением самостоятельно намешанных в банке растворов 0,9% NaCl и глюкозы с двумя используемыми по кругу системами, одну из которых пришлось пустить на спираль для конденсации дистиллированной воды для инъекций, чтобы если и не вылечить, то хотя бы поддерживать жизнь единственного пациента. Донателло не тешил себя ложными надеждами, даже в его лаборатории не было нужного оборудования и медикаментов, но хотя бы можно было рассчитывать на приличный запас бинтов, которые не надо кипятить после каждой перевязки, и какие-то обезболивающие. Даже при условии, что что-то в доме еще уцелело, возвращаться туда было равносильно самоубийству, а они не могут позволить себе потерять еще и… Они потеряли достаточно.

Нервно отерев ладонь о не очень чистое бедро, Донателло осторожно дотронулся до кусочка сероватой кожи на чужой шее, проверяя температуру. Кожа на ощупь была настолько тонкой и сухой, что, кажется, ее мог разорвать даже слабо бьющий в пальцы пульс. В дыхании отчётливо слышались хрипы, а тяжелые вдохи и выдохи становились все более резкими… Тело дернулось, почти вырывая из вены перехваченную обрывком бинта иглу, и среди повязок на лице блеснул приоткрытый глаз. Взгляд был совсем дурной — мутный, воспалённый перекинувшейся с левого глаза инфекцией, с запекшейся корочкой подсохшего гноя в уголках и красным белком. Донателло сдвинулся на полшага, попадая в поле зрения брата… Будто это могло помочь.

Лео не говорил уже пять дней. Сначала не приходил в сознание, а когда приходил — бредил. Он не мог есть и даже пить, самопальные растворы помогали слабо, и то лишь от обезвоживания, а раны вытягивали из измученного организма скудные остатки сил и последние трое суток мутант даже не стонал. Когда Рафаэль нашел его во время обхода окрестностей их временного пристанища, спустя недели после той бойни, раны Лео уже гноились, все ещё зияющие, несмотря на скупые попытки их перевязать, прижженные чем-то химическим, видимо, еще во время или сразу после нападения на убежище.

Судя по характеру повреждений, в том числе исходно нетронутых покровов, Донателло предполагал воздействие каких-то боевых отравляющих веществ, возможно цитотоксинов или их комбинации с аэрозолями раздражающего действия… Это могло кое-что рассказать о нападавших. На их униформе не было знаков отличия, и манера боя мало походила на классические боевые искусства, но Футам подчинялись не только матёрые ниндзя и уличные банды вроде Пурпурных драконов. С другой стороны, люди Бишопа были так же хорошо оснащены и не брезговали грязными методами… Но они позиционировали себя как госструктуры, позволила бы их этика использовать боевые яды в канализации густонаселенного города? Или они сперва изолировали сектор, перекрыв водоснабжение? Дон с Майки выбирались не через подземку и ничего не успели заметить, а Раф вовсе уводил часть солдат поверху, так что уже вряд ли удастся что-то выяснить…

Донателло сморгнул, вынырнув из становящихся все более мрачными раздумий. Им надо выжить — месть может подождать.

Мягко накрыв лоб брата ладонью, он осторожно промокнул гной уголком чистого бинта. Сквозь повязки на груди и лице уже просачивалась ржа, но сменить их было нечем. Перехватив ладонью под затылком, Донателло аккуратно попробовал наклонить чужую голову к груди, но раненый лишь глухо застонал сквозь отчётливое напряжение мышц. Судорожно сглотнув внезапно сдавивший горло спазм, он закрыл рот плотно прижатой к лицу рукой и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Склизкий клубок внутри никак не желал расходиться, и Донателло глухо застонал, ненадолго заглушив стучащий в висках пульс. Он знал, конечно, знал, что происходит.

Знал ещё неделю назад, когда впервые осматривал страшные раны и тряпками с кипячёной водой вычищал то, что осталось от левого глаза. Слишком страшно и слишком поздно. Менингеальные симптомы наверняка были уже тогда, но Донателло их не проверил, списал увеличенные лимфоузлы и ненормально высокую температуру на общее истощение и раны — наполовину вытекший глаз и подрубленный сбоку, хлюпающий гноем пластрон с перевязанным присохшими тряпками плечом волновали сильнее возможной генерализованной инфекции. Все же наружные повреждения он по крайней мере мог увидеть воочию и попробовать что-то сделать. Тогда он еще мог — и хотел — верить в лучшее.

Сейчас… То, что происходило с Лео последние несколько часов: сотрясающая тело крупная дрожь, спонтанно открывающийся в пародии на осознанность глаз, глубокое прерывистое дыхание, едва ощутимый частый пульс — агония. Сколько еще она продлится? Часы? Дни?

Глядя на сгорающего в лихорадке брата Донателло будто сам метался в горячке, не способный сделать ни-че-го. Даже жаропонижающего нет, а достань они антибиотики — те все равно уже не помогут. Слишком мало. Слишком поздно. Зараза попала в кровь уже очень давно, Леонардо нашел их лишь чертовым чудом, и когда его на руках тащили в эту дыру, у него уже были признаки цветущего сепсиса и менингит. Было мерзко и жутко от того, что вопрос заключался не в том, умрет ли раненый, а в том, когда это случится.

Он устало опустился на корточки рядом с пародией на постель, пошатнувшись от нахлынувшего головокружения, и плотно зажмурился, с силой растирая лицо. Донателло устал, все эти дни он не отходил от брата, и не знал, сколько ещё сможет выдержать. Мир темнел, иногда двоился, и все его сознание было затянуто скользкой паутиной звенящей дурноты. Черепаха не мог есть и боялся спать — казалось, стоит ему только закрыть глаза или надолго отвернуться — и Лео исчезнет, тихо умрет, растворившись в тенях, а он этого даже не заметит… Почему-то для него было важно — смотреть.

Он не мог позволить Рафу и Майки пережить это вместе с ним. Не следует им видеть, как их старший брат медленно угасает — они и так измучены ожиданием, пусть оно и вполовину не было таким же болезненным, как его осознанное принятие неизбежного.
Возможно это недостойно оказанного ему Леонардо доверия, но он не допустит, чтобы образ умирающего брата перечеркнул все счастливые и не очень воспоминания остатков его семьи. Это было неправильно, но… После путешествия в альтернативное будущее он сделает все, что в его силах, чтобы сохранить то, что ещё можно спасти. Даже если гнев Рафаэля в этот раз обратиться против него — не важно, он примет всё, разве что убить себя не позволит.

Раз или два мелькала малодушная мысль, что лучше бы Лео вовсе не возвращался… Он обрывал себя, сгорая от стыда, но с каждым днём бессилие загоняло его на новый круг ада.

Ничего уже не будет как раньше.

Чудом сохранивший подобие оптимизма Майки больше мешал, чем поддерживал, внося смятение в только-только ставшие безэмоционально-клиническими прогнозы. Даже потеря руки его не сломала… Хотя каждый из них выживает как может. Раф вот полностью взял на себя заботы о снабжении их маленького отряда, приспособив Майки навигатором вместо занятого раненым Донателло. Надо сказать, у младшего неплохо получалось. Леонардо мог гордиться тем, что его младшие братья не замкнулись в себе, а активно выживали, помогая выживать остальным… Ведь мог же?

Судорога пробежала по распластанному перед ним телу. Движения груди вновь — слишком резкие, подергивающиеся, и глубокие шумные вздохи. Если сознание не вернулось до сих пор — можно уже ни на что не надеяться. Не всем удается попрощаться в миг краткого просветления агонии, для этого у организма должны оставаться какие-то силы на борьбу. Мутанты в разы выносливее людей, но вот он — их предел.

Мутный глаз слабо блестел из-под повязок, и Донателло почудилось, что взгляд его был почти осознанным, умоляющим. Обшарпанная дыра, в которую они забились в поисках убежища, внезапно смазалась и покачнулась. Изображение странно изогнулось по краям, будто Донателло смотрел не собственными глазами, а изучал старые кинохроники на ещё более старом, ламповом телевизоре. Четкими оставались только те детали, на которые был направлен фокус, а все что оставалось за границами тоннельного зрения — рябило и шло пятнами.

Мир сузился до маленькой-маленькой точки, там, где вода собиралась озерцом в резервуаре капельной системы, отсчитывая крупицы жизни, как самые скверные в мире часы. Если абстрагироваться от шума подземки, непрекращающегося гула водосточных труб и, собственно, тысячи и одной похожей капели, заполняющей сырые подземные коридоры и лазы, — если сосредоточиться, то можно даже услышать это проклятое «кап-кап-кап»…

Донателло до побеления сжал губы, сглатывая шум в ушах, и его руки сами собой потянулись к капельнице, отслеживая полый пластик до венозного катетера… и вытащили систему, не поставив на место заглушку. Двадцатипроцентная глюкоза частой дробью собиралась в лужицу на полу и где-то за пределами болезненного отупения Донателло отмечал истинный ход времени. В какой-то момент, может, одновременно с закончившейся капельницей, Леонардо успокоился. Стало тихо.

Оглушительно.

Дыши, Донателло. Не забывай дышать.

Свежий красный горел на повязках даже в потемках. Сколько он так простоял? Десять минут? Двадцать? Сколько времени потребуется для развития воздушной эмболии у агонирующего больного при несостоятельности периферического катетера?

Донателло зажмурился, и темнота перед глазами запестрела, душно отливая вишнево-венозным. Его вело от ставшего невыносимым запаха дурной крови, плесени и сырости, и жутко хотелось проснуться, чтобы все происходящее оказалось очередным кошмаром — прошу тебя, пожалуйста! — но холод бетонного пола чувствовавшийся даже через наколенники, был слишком настоящим.

Лео учил его различать сны и реальность после… После всего. У ниндзя слишком хороший ментальный контроль, полностью исключающий возможность панической атаки, но, несмотря на победу над слившимся с Драко сыном Даймио, ему почти удалось испытать ее на себе. Когда схлынула горячка боя и притупилась радость от возвращения к живым братьям, его сковало эмоциональное отупение: он не мог громко говорить, смеяться, тренировки давались с трудом, и Дон выдерживал их скорее благодаря памяти тела, нежели усилием воли. Сны либо возвращали его в темный мир к телам погибших братьев, либо были подобны долгому падению в бездну, заканчивающемуся треском будильника, так что Донателло старательно выматывал себя, пока сил на сновидения вовсе не оставалось.

Он боялся спать. Переживать этот кошмар снова, и снова, и снова, и снова было невыносимо.

Леонардо пришел к нему через несколько дней (тогда чувство времени притупилась и он так и не потрудился подсчитать точное количество) и сказал лишь одно слово: «рассказывай». Это был не приказ и не просьба — все вместе — и Донателло заговорил. Ровно и обстоятельно, начав с момента пробуждения в заброшенном доме и «их» альтернативной истории, постепенно замолкая, сбиваясь… К тому моменту, как рассказ дошел до воссоединения братьев и изложения плана последней битвы, все сдерживаемые, замороженные до времени эмоции захлестнули его с головой неконтролируемой лавиной. В какой-то момент он очнулся на полу, давясь всхлипами и хрипя в чужое плечо. Пластрон неудобно упирался в подбородок, и это почему-то заставило его поверить в реальность происходящего: он дома, все живы, его брат стоит рядом с ним на коленях и из-за плотного кольца чужих рук было трудно дышать. Только тогда боль, страх и горечь нашли физический выход, до этого плакать отчего-то не получалось.

— Они умерли — ВЫ умерли — у меня на глазах. Но, Лео, знаешь, это даже не самое страшное… Я знаю, я видел, как ты убиваешь, как убивает Раф, и когда вы стояли друг напротив друга… Это была не просто драка, Лео! Вы сцепились насмерть! А я… Я не… Меня не было, и Мастера, и Кейси, и НИКОГО не… Я…

Он говорил и говорил, захлебываясь, не в силах выдохнуть, пока шершавая мозолистая ладонь не накрыла иссушенный частым дыханием рот.

— Дыши, Донни, давай, вспоминай, как это делается. Дыши вместе со мной. Вдох, — и Донателло, все ещё крепко прижатый к чужой груди, почувствовал этот вдох всем телом. — Выдох.

И он дышал, дышал вместе с ним, уткнувшись в чужую шею так, чтобы чувствовать щекой сильный и ровный пульс. Ласковый голос резонировал прямо в ухо, привязывая его к реальности и развевая морок пережитого кошмара.

«Дыши, Донни…»

В конце концов Донателло уснул, а, может, потерял сознание, уткнувшись в горячую кожу. Леонардо был рядом. Здесь и сейчас — он «был» и этого достаточно.

Отправлено спустя 2 минуты 11 секунд:
Дыши я сказал!

— Бл@дь, — при виде картины, встретившей их после очередной вылазки, Рафаэль даже не удивился. Это был вопрос времени, но все же…

Они нашли Донателло на коленях у импровизированной кровати — он просто отключился, уткнувшись лбом в труп. Рафаэль честно не хотел знать, сколько он так просидел, и с порога направился к койке, походя сгрузив припасы прямо на пол, лишь бы под ногами не мешались. Пока он проверял брата и… тело, Майки застыл в дверях. Молча.

Рафаэль тронул бедро Леонардо ближе к паховой складке, проверяя температуру, за руку, на всякий случай зажал вену под челюстью, добрую минуту выискивая намек на пульс… Ничего, тело уже остыло, даже кожа над ранами была холодной, а пальцы успели задубеть. Прикасаться к Донателло было страшно, настолько он казался бледным и неподвижным, но Раф не дал себе об этом задуматься. Просунув ладони подмышки и перехватив того поперек груди, он выпрямился и неуклюже попятился прочь из дурно пахнущего смертью закутка. Майки в последний момент шагнул в сторону, ободрав панцирем хлипкий «дверной косяк», наскоро сколоченной из гнилых досок перегородки, и попытался придержать заменяющий дверь лоскут промышленного целлофана свободной от сумок культей, лишь мазнув по краю затертой пленки… Микеланджело уже две недели не пытался использовать калечный обрубок как здоровую руку, только-только привыкнув к новому состоянию тела, а тут даже не заметил собственного жеста, неотрывно глядя на Леонардо. Рафу совсем не хотелось оставлять его один на один с трупом, но выбора не было. Надо было вытащить отсюда Донни. Они специально отгородили часть тупика, чтобы ему ничто не мешало заботиться о раненом, но теперь ниндзя был даже рад выволочь брата из импровизированного склепа, куда тот сам же себя и заточил.

Осторожно опустив Донателло на собранную из деревянных, ещё слабо пахнущих рыбой поддонов лежанку, он закинул его ноги на ящики и укрыл оранжевой тряпкой, видимо, когда-то бывшей анти-шоковым одеялом. Опустившись на корточки у изголовья, он внимательно всмотрелся в изможденное лицо. Сколько Донни уже не спал? Больше недели, если считать с того момента, как они вернули Лео, и все это время Раф не замечал, чтобы он ел. Майки каждый вечер приносил в комнату продукты, но они оставались нетронутыми, пока не скопилась небольшая гора, и младший, смирившись, не начал таскать понемногу обратно. Единственное, что с натяжкой можно было назвать продуктами и к чему вынужденный доктор проявлял какой-то интерес были чистая вода, соль, сахар и пищевая сода. И кофе, будь он неладен, которое он был готов жрать в зернах. Ни Раф ни Майки не понимали, как это можно преобразовать в еду, тем более для раненого, но послушно тащили самые целые и сухие из найденных упаковок и бутыли с водой.

Про лекарства Раф перестал спрашивать сразу после «инцидента». Пока Майки метался в бреду, а он сам — по очередной грязной щели, еще похуже этой, Донателло терпеливо объяснял, чем им грозит налет на аптеку. Любую аптеку, даже на ветклинику или кладовку частнопрактикующего врача… Как будто он сам не понимал, что о таком сразу заявят в полицию, а оттуда — через базу данных, СМИ или кротов узнают все остальные. Потому что наркодилеры, даже начинающие, имеют собственные каналы поставок, а отчаявшиеся наркоши не взламывают электронные замки и не отключают сигнализацию. Да даже если отключают — со склада пропадают шприцы, а не капельницы, наркота, а не антибиотики, викодин, а не парацетамол… Их враг считает, что они мертвы, и это лучшее, на что они сейчас могут рассчитывать.

Рафаэль все равно сорвался на поверхность, но пара аптечек из вскрытых автомобилей, взятых вместе с магнитолами, и одна, вытащенная из полицейской машины в момент задержания какого-то клубного повесы, на них бы не вывели — слишком мелко, чтобы заметить, да еще и в разных концах города… Он не был идиотом, чтобы подставляться в такой момент. Если бы с ними был Лео, прикрывавший его и братьев, если бы Мастер был жив, он еще мог бы полезть на рожон или попытаться как-то спустить пар… Но сейчас он отвечал не только за себя.

Какая-то надежда появилась, когда старший вышатнулся на него из ответвления тоннеля, который даже Донни на карте не отметил — тот был давно и прочно запаян и частично затоплен, что не помешало Лео добраться до цели, даже раненому. Рафаэль знал, что все плохо, их блудный Лидер несколько раз терял сознание по дороге в их временное убежище и даже когда пытался сам шевелить ногами — его все равно приходилось тащить на себе. Не то, чтобы Раф был против, он бы и на закорках его донес, и на руках, если бы габариты тоннеля позволяли идти хотя бы не боком, а стратегически неудачно расположенные трубы не угрожали добавить драгоценной ноше черепно-мозговых…

Однако увидев, как замер при виде их брата Донателло, Раф сразу понял — конец. Даже оглянулся, не притащил ли в логово труп, но нет, Лео был жив. Пока жив. Но — бледный, израненный, горячий, как печка, с гноящимися язвами, которых на их толстой шкуре отродясь не было… В тот же вечер они сколотили стену из надерганных в затоке неподалеку досок и Рафаэль снова полез на поверхность. Нужно было хоть какое-нибудь тряпье для перевязок, даже вывешенная на просушку простыня бы сгодилась, но над ними была полузаброшенная окраина промышленного района, где в достатке были только картон, целлофан и битое стекло. Пробираться по тоннелям до жилых кварталов было долго, опасно и откровенно тупо, поэтому ниндзя, уже особо не стесняясь, нащипал аптечек из перевозчиков (благослови Боже прописанную в трудовом законодательстве технику безопасности за их наличие) и вернулся назад так быстро, как только мог. Донни тем временем уже выгнал Майки в «жилую» часть их дыры и осматривал раненого.

Младший выглядел плохо: и без того выцветший после тяжёлой травмы, сейчас он казался как никогда хрупким (если это слово вообще применимо к кому-то вроде них). Тогда Рафаэль присел перед ним на корточки и аккуратно отвёл единственную руку от поджившей культи — Майки все это время ковырял узел на повязке, не замечая измочаленной ткани под пальцами и не обращая внимания на выступившую свежую кровь.

Это была лишь первая ночь в череде поистине ужасных дней, и Рафаэль взял на себя все заботы, связанные с поверхностью. Оставлять Майки в убежище было нельзя — Донни был полностью поглощен заботой о Леонардо, а проследить за только вставшим на ноги младшим братом он как-нибудь смог бы. Таскать его с собой на вылазки было опасно, но гораздо больше шансов оправиться, занимаясь делом… Да вообще чем угодно за пределами их сточной норы!

По крайней мере, так он думал.

Сейчас же Раф почти жалел, что не оставил Микеланджело с братьями: возможно, Донни бы так себя не загнал, возможно, он хотя бы успел попрощаться с Лео… Ниндзя с силой зажмурился на пару секунд и резко поднялся на ноги. Здесь, под тусклым светом работающих от автомобильного аккумулятора светодиодов, Донателло выглядел совсем нездорово: ссохшийся и изможденный, и казалось, будто ему стал велик собственный панцирь. Даже губы растрескались, хотя с их шкурой это казалось почти невозможным…

Рафаэль нахмурился. Он приведет Донни в норму, даже если для этого ему придется пихать еду в глотку силой… Но сначала надо было позаботиться о теле.

А потом из-за спины раздался крик.

[*]



Когда Рафаэль выволок Донателло наружу, Майки осторожно приблизился к кушетке. Света здесь было побольше, чем в основной «комнате», но все равно недостаточно, чему он был сейчас очень рад. В сумерках Лео выглядел… мирно. Даже несмотря на спрятанные под бурыми бинтами страшные раны, все равно казалось, что он просто наконец получил возможность выспаться вдосталь. Майки хотелось верить, что это из-за того, что Леонардо все-таки нашел их и убедился, что с его семьей все в порядке.

Сглотнув вставший в горле комок, он осторожно приблизился еще на пару шагов. Собственно, пара шагов в их черепашьем углу можно считать расстоянием весьма приличным, так что теперь черепаха стоял у самого изголовья кровати.

Надо наверное было что-то сказать? Пока Раф не вернулся и не превратил трагедию — ИХ трагедию — в проблему, которую можно и нужно решить вот-прямо-сейчас-Майки. Он понимал. Это был его способ пережить… все это.

Только сейчас Микеланджело заметил, что снова ковыряет повязку, но не стал убирать руку, а просто переместил ладонь чуть выше, обнимая себя за плечо. Рана уже затянулась, но кожа на рубцах была еще достаточно нежной, чтобы не заметив повредить ее и занести инфекцию — только поэтому приходилось бинтовать уже сформированную культю.

Прикосновение к шершавой ткани отрезвляло. Он уже почти забыл, какова была его оранжевая бандана на ощупь, хотя раньше частенько теребил свободно свисавшие края, даже не задумываясь о том, насколько она длинная… Не задумывался, пока не потерял руку и не пустил бандану на жгут. Он не знал, как выглядит без привычной маски на лице, но полагал, что почти так же странно, как братья: Донни еще в самом начале перевязал своей его рану, а Раф… Его повязка теперь была у Майки на плече, потому что: «я задолбался бить тебя по рукам, чтоб ты в рану не лез! Это хоть покрепче бинта будет». Наверное, именно тогда он и начал замечать его потяжелевшие веки и неразглаживающиеся, горькие складки на лбу и в уголках губ. Рафаэль уставал ничуть не меньше, а то и больше младших братьев, но на любое предложение отдохнуть только огрызался, пока, вернувшись с патруля, не засыпал на подлете к лежанке, не снимая перевязи с оружием. Мутант слабо улыбнулся, вспоминая, как первое время дергался Донни, увидев красную ткань на культе, но довольно быстро привык, лишь скользя мутным взглядом по пришедшим в убежище братьям… Сейчас Майки казалось, что это было совсем не из-за того, что вынужденный медик привык или принял к сведению — просто не было сил реагировать как-то еще.

Первые три-четыре дня все было хорошо, Донни хлопотал над Лео за стенкой, а Раф даже позволил ему пойти вместе с ним на поверхность и все время чем-то занимал, что-то требовал, не давая почувствовать себя калекой. Потом… Лео стало хуже. Майки ничего не говорили, а он не спрашивал, предпочитая молча надеяться. Только Рафаэль все мрачнел, слишком туго затягивая бинт на огрызке руки во время перевязок, а Донни день ото дня становился больше похож на зомби, будто пытался победить Лео в самом тупом кастинге «Ходячих мертвецов». И все же…

Даже теперь их старший брат — единственный, кто остался похож на самого себя. Может, такое впечатление складывалось из-за бинтов на голове, в которых, при должном усердии, можно было найти сходство с банданой, а может, Майки просто хотелось в это верить. Хотелось во что-то верить.

Плечо дернуло колкой болью и он, убрав руку подальше от растревоженной раны, сжал непослушные пальцы в кулак. В ладонь тут же впились обломанные, неровно обгрызенные ногти, а в воздухе тонко потянуло кровью — и эта повязка в итоге ничего не решила, стоило ему ненадолго перестать себя контролировать, как он снова начинал царапать бинты, ища несуществующую руку. Со временем будет легче. Майки помнил, как отец когда-то учил их сражаться в абсолютной темноте, с завязанными глазами, отсекая даже тот скудный свет, что был им тогда доступен.

Когда Микеланджело только учился обходиться без руки, то частенько представлял, что это просто еще одна тренировка: Мастер Сплинтер просто привязал его руку к пластрону, как когда-то закрывал повязкой глаза, и теперь он должен справляться одной правой, пока урок не закончится… А потом, пока он грыз отвергнутый Рафом злаковый батончик, его накрыло осознание — ничего не закончится. Это не тренировка, и отца больше нет.

А теперь не будет и Лео.

Из-за стенки раздался резкий, полузадушенный крик, и Майки оказался рядом с братьями раньше, чем успел об этом подумать.

Никакой опасности видно не было, только Донни дрожал часто-часто, обхватив лицо руками так, что был виден только криво растянутый рот. Рафаэль нависал над ним кривой горгульей и пытался отодрать чужие ладони от головы, при этом не пропустив пинок по шее. Не выдержав, он, не меняя хватки на запястьях, тряхнул брата так, что под его панцирем треснули доски лежанки.

— Дыши, Донни… Дыши, я сказал! — от этого рыка разбежались оставшиеся в секторе крысы, но неожиданно… Это сработало. Кто же знал, что для того чтобы успокоить чью-то паническую атаку — нужно еще сильнее его напугать? Майки ни разу не видел такого способа, даже по телеку.

…а как Рафаэль неловко баюкает не плачущего даже — тихо стонущего — Донни, Майки видеть больше не хотел…

Это был первый и последний раз, когда они оплакали то, что потеряли. Больше они такого не допустят. Никогда.


[*]


Они с Рафом разобрали разделяющую их нору стену в тот же вечер, сразу после того, как вынесли закутанное в одеяло и целлофан тело Лео в соседний тупик. Позже они найдут место для похорон, чтобы останки не достались ни врагам, ни крысам, а пока… А пока Майки удалось заставить Донни поесть. Да, пока всего лишь полбанки подогретого консервированного супа, но для него это была первая нормальная еда за полторы недели.

Майки было страшно отходить от брата, не тогда, когда казалось, что тот в любой момент может снова перестать дышать. Когда Донателло уснул в коконе из почти всех имеющихся в наличии одеял, черепаха лег рядом, привалившись панцирем к отсыревшей стене и сквозь полусомкнутые веки следил за братьями.

От медитативного подсчета чужого дыхания его отвлекло копошение в дальнем углу, куда они перенесли стол из «комнаты». Рафаэль стоял напротив прислоненных к стене ножен с единственной катаной, и Майки почти видел, как гуляют жилы под его кожей, когда он сжимал и разжимал кулаки. Наконец Раф протянул руку и, огладив пальцами рукоять, медленно поднял меч за ремень, подержал немного на весу, примеряясь, и поставил обратно.

Утром Рафаэль уже затянул перевязь под себя и даже снял пустые ножны, но прежде чем тот скрылся во мраке подземных коридоров, Майки успел заметить, как потяжелели его шаги.

Майки знал причину, в конце концов, он тоже держал чужое оружие в руках, и даже одна катана была непривычно тяжелой.

Очень, очень тяжелой.
Выпрями спину.
Ответить